Переплести судьбу

— Увезет вас сам, — охотно поделился соображениями торговец. — Нам большой откуп за вас тогда положен. Вы-то уже не Бруна собственность, вроде как всем принадлежите. Вы и магия ваша. Нельзя, говорят, магов с родных земель забирать. А вы — наша.

— Народная принцесса, значит, — вздохнула я. — И не проклятая уже?

— Ну… — эр Родмар немного смутился. — Доверяй, но проверяй. Зато народ теперь в вас верит. Вы Алану Эрмадонскому, Воину Реки, повязку на руку вышили. За время турнира ни ожога у него, ни раны какой. И духов-ши изгонять не пришлось! А ведь та магия, у Аманиэшки, лесная, скверная.

— Вот как? — я призадумалась.

— Ну что? Договорились, Ваше Высочество?

— Договорились, — милостиво кивнула я. — Со своей стороны обещаю, что расскажу о вашей просьбе Повелителю Альвов. А мне за это что?

Торговец вытаращился на меня, как на дивное диво. Ах, да. Женщина тут у них условия ставить не может, даже принцесса. Я должна радоваться, что меня больше не считают проклятой и раздавать милости налево и направо. Нет уж.

— А у вас, эр Родмар, личная охрана есть? — вырвалось у меня.

— Есть, эрра, — удивленно ответил торговец. — Я много путешествую, товары вожу. В дорогах много на чужое добро желающих встречается.

— Не могли бы вы в случае опасности… прикрыть меня? — я сделала умоляющие глаза. — Я сумею постоять за себя магически, но у магии много недостатков.

Не знаю, что подумал почтенный эр. Он кивнул, оценивающе поднял глаза и пожевал губами. И снова кивнул. После его ухода я долго раздумывала над тем, что стало причиной моей просьбы-порыва. Предчувствие?

Аманиэль заслужил право провести со мной несколько часов в уединении, пожелав почему-то встретиться в замке. Перед уходом эр Родмар сообщил, что Повелителю разрешили свидание лишь при условии клятвы на крови. Он принес ее в круглом зале, и от брызг его крови пол и стены поросли вьюнками с алыми бутонами. Аманиэль поклялся, что не применит ко мне чар и не попытается меня каким-либо образом выкрасть. Когда я вошла в галерею с барельефами, он стоял у перил балкона. Вокруг него, то тут, то там прогуливались альвы-телохранители, а стражники крепости в непринужденных позах и со страхом в глазах выглядывали из ниш и углов. Я, признаюсь, также приблизилась к Верховному альву с некоторым содроганием. Если травяной змей умел наносить раны, то что говорить о монстре, разбивающем камни на осколки.

Аманиэль стоял ко мне спиной, пока я спускалась по лестнице, а затем резко повернулся. Чары, возможно, он и не накладывал, но как было не потонуть в этих невероятных зеленых глазах со змеиным разрезом? Сердце забилось чаще, по рукам и плечам забегали мурашки. Я могла бы часами любоваться Аманиэлем как произведением искусства, позволь он мне это. А если согласишься стать его женой, пусть даже так — на положении почетной наложницы, получишь и райское удовольствие, и возможность видеть это идеальное тело, прекрасные глаза и прочие достоинства… ну, может, не каждый день, но часто. Моя ли это мысль? Я с подозрением вгляделась в альва. Выражение лица у того было вполне невинным, лишь бровь немного приподнялась: мол, о чем это вы думаете, непроизвольно облизывая губы, Ваше Высочество?

— Почему здесь? — спросила я, подойдя.

— Хотел посмотреть на барельефы и фрески, — ответил альв. — В последний раз я видел их, когда был ребенком.

Повелитель двинулся между колонн галереи, я пошла за ним. Аманиэль подошел к гладкой стене, грустно улыбнулся и покачал головой.

— Хочу верить, что они все еще там, — прошептал он, прикасаясь кончиками пальцев к грубой, серой поверхности.

Это прозвучало так человечно, что я затаила дыхание.

— Это очень старое место. При моем деде замок назвался Коэд-тун, что на древнем языке означает «дом». Люди добывают особый камень, изгрызая горы, крошат его и смешивают с водой, — сказал Аманиэль, будто прислушиваясь кончиками пальцев к тому, что скрывала стена. — Они облепили им все стены. А внутри — старая постройка, гладкие камни, покрытые альвийским мрамором, особым, прекрасным, с золотистыми прожилками. Зачем они спрятали такую красоту? Люди глупы. Они не понимают сути прекрасного.

— Понимаем, — тихо сказала я.

— Ты — Странница. Одно то, что ты подхватила чужое умирающее тело, заставив и себя жить, уже делает тебя особенной.

— Что за вторая половина пророчества? Скажи! — потребовала я (на «ты», так на «ты»).

— Всему свое время.

Аманиэль слегка нажал тонкими белыми пальцами на стену, и та поддалась, крошась и поднимаясь вверх пыльным облаком, как будто была сделана из утрамбованного песка. Ветерок, поднявшийся в галерее, уносил крошево прочь через балконы. Стражники застыли с выражением тщательно контролируемой паники на лицах.