Переписка С.Д. Довлатова с И.П. Смирновым

Тольц божился, что будет регулярно заказывать тебе передачи на радио. В конце июня в Париже видел Генку Шмакова, ничуть не изменившегося и не забывшего ни одного из слов своего ленинградского жаргона. В сентябре мы с Ренатой всячески рекламировали Битова, который приехал в Зап. Берлин вместе с Евтухом и Вознесенским. Рената интервьюировала его и представляла берлинской публике. Чтение битовское неожиданно удалось («Пушкинский дом» переведен на немецкий и был встречен газетами пренебрежительно, чего на самом деле не заслуживает). Битов пил без передыху и жаловался на неуважительное отношение к профессиональным алкоголикам в СССР. Из его рассказов: после писат<ельского> съезда он подошел к Вознесенскому и спросил того, почему он не упомянул фамилию Битова в своей речи. Вознесенский: «Нужно дорасти до этого, Андрей». Похоже, что Битова теперь будут выпускать. Зап. Берлин произвел гнетущее впечатление: стена не отгораживает этот город от советской шушеры, которая чувствует себя там как дома. В августе был в Шотландии, шотландцы и англичане кажутся более странными, чем китайцы. Они постоянно создают себе непреодолимые трудности, как-то: невкусно готовят («невкусно» — не то слово: с пренебрежением), не топят квартиры зимой, не согласовывают расписание поездов и автобусов и пр. и пр. Все это делается только для того, чтобы доказать себе и окружающим, что человек может жить и в этих тяжких обстоятельствах. Я понял, почему англичане с такой легкостью ввязываются в войны: в мирное время они ежеминутно готовы пожертвовать жизнью — переход от мира к войне для них просто незаметен. Очень смеялся над «народным структурализмом» Жолковского/Щеглова. В том же направлении, что и они, эволюционировал Вяч. Вс. Иванов, но он при этом еще и осоветился. А Лотман между тем был в Норвегии. А Лихачев — в Италии. Вскоре вышлю тебе очередную «Беседу» с очередной моей не литературоведческой статьей[1], обезображенной опечатками. Скажи Иосифу при случае, что немецкий актер Цишлер[2], который читал в Берлине рассказ Битова перед публикой, подарил Битову пьесу Иосифа по-русски, а Битов (сорвиголова), отказавшийся взять в СССР те книжки, которые я ему привез, эту взял-таки (Цишлер, кстати, перевел «Мрамор» на немецкий с английского; мы с ним подружились).

Обнимаю. Приветы твоему семейству. Щекочи Яшу.[3] Рената кланяется. Всегда твой

17. 10. 86

Игорь

1. Очевидно, имеется в виду статья «Ванна Архимеда» (Беседа. 1986. № 4).

2. Hanns Zischler (род. в 1947) — немецкий актер и режиссер.

3. Имеется виду собака С. Д. — такса по кличке Яша.

***

65. Сергей Довлатов — Игорю Смирнову

25 окт. <1986>

Дорогой Игорь!

За Тольца спасибо, но больше на него не наседай. Дело в том, что у меня сейчас две почти стабильные передачи в неделю: «Писатель у микрофона», то есть взгляд и нечто, болтовня, и что-то вроде «Новинок эмигрантской литературы» — в общем, тоже болтовня + разовые «Круглые столы» и т. д. А у Тольца историческая программа, значит, надо что-то изучать, трудиться, то есть легкий заработок превращается в добросовестный труд, а этого я бегу. Летом нас сильно поприжали с деньгами, а сейчас все более или менее в порядке. Установки мои таковы, что в них перемешаны время и деньги: меньше денег — но больше свободного времени, впрочем, до известных пределов.

Будучи (говорю это без всякого кокетства, а наоборот, c досадой) человеком несколько пошлым, я заметил, что приступы тоски у меня связаны с отсутствием денег. Сейчас я раздаю летние долги, мне подарили 4-хмесячную таксу, ребенок Коля посещает (в четыре с половиной года) секцию карате, жена Лена не меняется, как метр-эталон в Париже, мать жива, причем отец Донат тоже жив, да еще и много ест, выпивает и целыми днями готовит рыбу. Настолько, что я ему однажды сказал: «Рыба, Донат, занимает в твоей жизни такое же место, как в жизни Льва Толстого — религия». А когда я при нем назвал Леонида Ржевского[1] глупым стариком, Донат удивился: «Почему — старик? Он моего возраста». Клянусь, мой папаша тот самый «нищий духом», который обязательно попадет в рай. Да он уже, по сути дела, в раю: у него 50-летняя жена с дивным именем Люся Рябушкина, которая его ревнует, у него обожающая папу дочь Ксана с положительным мужем и собственным домом, у него два внука, он пишет и публикует вздорные мемуары, над которыми сам же и рыдает. Кроме того, он задним числом искренне принял на себя какую-то титаническую роль в искусстве, он говорит: «Уходят люди нашего поколения — Шостакович, Катаев…» Более того, он при мне намекал своим гостям, что не пострадал в 30-е годы, поскольку сам Сталин следил за его деятельностью, и тут же привел аналогии: Зощенко, Ахматова… Прости, ушел куда-то в сторону. Может, это фрейдизм?