Переписчики истории. Мифы о Катыни

Голод и холод, беспризорники и проблемы с жильем сопровождали страну на протяжении нескольких лет. Но несмотря на это Польской народной республике только в послевоенное время была оказана солидная помощь. Руками советских специалистов в Варшаве сооружается огромный по тем временам небоскреб — Дом советско-польской дружбы, строятся ряд металлургических и машиностроительных заводов, идут практически бесплатные поставки сырья и продовольствия, что сказывается на снижении безработицы.

Несмотря на эту бескорыстную помощь, часть руководства Польши отплатило советскому, а затем и российскому государству черной неблагодарностью, появившейся не без помощи Запада и США.

Неблагодарность, опять же, своего рода слабость. Я никогда не видел, чтобы деятельные люди когда-либо были неблагодарны. В политике это, к сожалению, случается довольно часто. «Почти все люди охотно расплачиваются за мелкие одолжения, — говорил Ф. Ларошфуко, — большинство бывает признательно за немаловажные, но почти никто не чувствует благодарности за крупные».

Не почувствовал такой благодарности и восточный сосед Польши — Советский Союз.

Вот и эти окрики советников из польского посольства тому подтверждение.

Пройдет неполных 15 лет и главный редактор журнала «Новая Польша» профессор Ежи Помяновский в № 5 за 2005 год скажет, что надо «…извлечь гласные правовые последствия из памятного, заслуживающего уважения акта высших российских властей. Президент Российской Федерации Борис Ельцин вручил исторические документы — в том числе постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года — президенту Польши Леху Валенсе, торжественно подтвердив, что польские офицеры, интернированные в Старобельске, Козельске, Осташкове, были казнены весной 1940 года по приказу Сталина».

Правда, Е. Помяновский допустил традиционную польскую неточность. Президент Ельцин лично не вручал документы Валенсе. Их передал ельцинский архивист с задатками Потрошителя исторических документов господин Пихоя.

Однако польскому профессору уж очень хотелось до предела повысить, как писалось в «Тайнах Катыни», статус события. Это, между прочим, характерный для катынского дела пример — беззастенчивое искажение польской стороной, казалось бы, всем известных фактов.

Глава 17 Свидетельства не уничтоженных документов

Будем учиться — может быть, после смерти из нос вырастет дерево познания добра и зла.

Станислав Ежи Лец

Так как ум нельзя унизить, ему мстят, поднимая на него гонения. Такое гонение Россия стала испытывать со стороны Польши как только появились признаки распада Советского Союза. И запрыгали блохи на подушке — больное тело стали бить и чужие, и некоторые «свои», думающие, что с уничтожением архивных документов комиссии всемирно известного академика Н.Н. Бурденко, они останутся только с «архивными» фальшивками. Ставка делалась и на время, мол, с годами вымрут свидетели. Однако, рукописи не горят, они нетленны, а фальшивки со временем себя разоблачают.

Но Бог шельму не только метит, но и позорит — остались эти документы на руках у разных людей, спасавших истину и честь Отчизны. Часть из них, рассказанных и опубликованных, я попытаюсь раскрыть.

В распоряжении судебно-медицинской экспертной комиссии находился огромный объем материалов, которые надо было исследовать и предоставить членам Чрезвычайной Государственной Комиссии.

Членами ЧГК, непосредственно работавшими на Смоленщине, были:

— академик Н.Н. Бурденко,

— главный судебно-медицинский эксперт Наркомата здравоохранения СССР, доктор медицинских наук В.И. Прозоровский,

— профессор кафедры судебной медицины 2-го Московского мединститута доктор медицинских наук В.М. Смолянинов,

— старший научный сотрудник танатологического отделения Государственного научно-исследовательского института судебной медицины (ГНИИСМ) Наркомздрава СССР доктор медицинских наук П.С. Семеновский,

— старший научный сотрудник судебно-химического отделения ГНИИСМ Наркомздрава СССР доцент М.Д Швайкова.

Они, вместе с другими сотрудниками и независимыми судебно-медицинскими экспертами, прибыли в город Смоленск 26 сентября 1943 года, немедленно после освобождения города.