Переписать судьбу

– Не бери в голову! Какая только чушь, бывает, не приснится! Ерунда все это! Тем более, что данная гражданка… – Калинин показал на распростертое на диване тельце несчастной Габи, – … ничего тебе дурного не сказала и не сделала. Подумаешь, постояла рядом!

– Ага! А тебе понравилась бы ожившая кукла с собственной головой в руках?

– Ну… нет, конечно, но я снов не боюсь. А где, кстати, голова?

– В шкафу. Только на нее еще противнее смотреть, чем на тело.

– Доставай!

– Зачем?! На ней никакого русского клейма нет! Должно быть только немецкое, и то под париком!

– А давай-ка тоже проверим!

– Что проверим?!

– Что-что!! Немецкое клеймо!

Наташа скривила недовольную гримасу, но вытащила из шкафа пакет с кукольной головкой. Разворачивать его она отдала Калинину.

– Да-а-а… – опять протянул парень, когда увидел, что стало с кукольным лицом. – И правда, препротивное зрелище.

Егор осторожно потянул за влажные слипшиеся пряди парика, и он довольно легко отделился от изувеченной головки Габи. Сколько одноклассники ни искали клейма фабрики Хандверка, найти так и не смогли.

– Вот! Я же говорил, что не все в этой истории чисто! – обрадовался Егор, а Наташа задумчиво произнесла:

– Все-таки продавщица была права, что эта кукла всего лишь реплика.

– Слушай, Наташка, я не хотел при этом придурке спрашивать, что такое реплика. Может, объяснишь?

Девушка объяснила, закончив такими словами:

– Получается, что Габи сделали не в Германии!

– Получается, что этот гад зачем-то наврал про Германию!

– Но, может быть, неправду сказал отец девушки!

– В каком смысле?

– Возможно, он сказал, что кукла немецкая, поскольку ему хотелось, чтобы подарок выглядел солиднее – все-таки фирма Хандверка известна любителям кукол всего мира!

Калинин вдруг заливисто рассмеялся.

– Чего это ты вдруг так развеселился? – настороженно спросила Наташа.

Продолжая улыбаться, одноклассник ответил:

– Еще пару дней назад я не мог даже предположить, что буду с кем-то обсуждать кукол!! – Он перевел взгляд на изуродованную головку Габи, смешно сморщил нос и спросил: – Что все-таки будем делать с куклой? Мне все равно не хочется отдавать ее тому парню.

– А я, Егор, не хочу держать ее у себя. Меня прямо-таки дрожь пробирает, когда я на нее смотрю. Все равно не смогу найти денег, чтобы починить. Побыстрей бы накопить ту сумму, которую бабуле должна.

– Ну… тогда я возьму ее себе…

– Зачем?!

– Не знаю пока. Просто чувствую, что история этой куклы не закончена.

– А тому парню звонить будешь?

– Придется. Не могу же я допустить, чтобы он по-прежнему тебя преследовал. Скажу, что кукла у меня и что отдавать ее ему не собираюсь.

– А он спросит, что ты с ней намерен сделать.

– Да не волнуйся ты, придумаю, что ему наболтать. Время еще есть.

Наташа заворачивала кукольные останки в пакет, когда раздались переливы дверного звонка.

– Родители, наверное, – смущенно предположил Калинин. – Я могу сказать, что ты мне, например, по физике помогала. Годится?

– Мои родители знают, что в физике я плохо разбираюсь, – ответила девушка.

– Ну… тогда по русскому…

– Это не они. Они должны быть на работе… И вообще… и у мамы, и у папы есть ключи… И даже у бабули… Никаких гостей мы сегодня не ждем…

Между тем звонки настойчиво продолжались.

– А вдруг это он? – испугалась Наташа, имея в виду все того же парня с выставки, о чем Калинин сразу догадался.

– Да ладно. Ему же четко сказано – жди звонка! – Тем не менее лицо Егора сделалось серьезным. Он еще суровее насупил брови и сказал: – Пошли открывать вместе!

Каково же было изумление одноклассников, когда вместо похитителя кукол они увидели в дверях Олесю Новицкую. Видимо, она тоже не ожидала встретиться с Калининым, а потому молча застыла на пороге. Первой очнулась Наташа.

– Ты иди на кухню, – как можно невозмутимей обратилась она к Егору. – Включай чайник. Мы с Новицкой немножко поговорим, потом я позвоню, а ты мне откроешь. – И, не позволив однокласснику опомниться, она выскочила на лестничную площадку, так громыхнув дверью, что замок, закрываясь, оглушительно лязгнул. После этого она оттащила Олесю подальше от квартиры, чтобы Калинин не мог слышать их разговор, даже если не пойдет на кухню.

– У вас, значит, все зашло уже так далеко… – с усмешкой констатировала Олеся.

– Как зашло, так и зашло! Тебя все это не касается!

– Очень даже касается… – Новицкая порылась в сумке, вытащила листок из тетради в клеточку, несколько раз сложенный и уже потершийся в местах сгибов. – Вот посмотри…

Наташа с некоторой опаской развернула лист и прочла: «Ты мне нравишься!» У нее почему-то вдруг сразу сделалось кисло во рту. Девушка попыталась проглотить эту кислоту, но лучше не становилось.

– Что это? – почти прошептала она.

– Записка… – так же тихо отозвалась Новицкая.

– А то я не вижу… От кого? Кому?

– А ты не догадываешься?

Наташе совсем не хотелось догадываться, и она, что называется, схватилась за соломинку:

– Чем докажешь? Подписи-то нет!

– А почерк? Это точно Калинина почерк. Я сравнивала на перемене. Его тетрадь открыла и записку приложила. Один к одному… Видишь, он букву «н» пишет почти как «п». И так во всей тетради…