– Измену будем выжигать калёным железом! – гремел Николай Михайлович, – в военное время срывать снабжение действующей армии! Это как понимать, господа? Это каторга… хотя какая каторга? Расстрелять к чёртовой матери перед строем!
– Но позвольте, ваше высочество! – попытался возразить какой-то интендант, – какое может быть снабжение, если дорога блокирована мятежниками? Надо арестовать их и тогда всё наладится…
Лучше бы он этого не говорил.
– Что наладится? У кого наладится?! Воровство армейского имущества? Так оно было налажено с первых дней войны. У вас полгорода ходит в сапогах армейского образца. А если сейчас, пока мы тут разговариваем, послать роту пройтись по купеческим лавкам и расспросить с пристрастием – где, когда и у кого они приобретали они снаряжение, которое очень похоже на то, что должно находиться на военных складах?
Присутствующие интенданты опустили головы и откровенно напряглись. Грустная перспектива попасть под расследование незнакомых и неприкормленных ревизоров с военно-полевым судом на выходе их явно не радовала. Николай Михайлович обвел присутствующих тяжёлым “царским” взглядом.
– А теперь насчет мятежников… Причины мятежа выяснены?
– Холопы по кнуту истосковались…, – буркнул стоящий в проходе статный купчина с коротко постриженной бородой, орлиным носом, глубоко посаженными глазами над прямыми, как стрелы, бровями и непокорным ёжиком волос.
Князь задержал взгляд на говорящем, прищурился, будто вспоминая что-то…
– Надворный советник Афанасий Григорьевич Смирнов, не так ли? – то ли спросил, то ли утверждающе произнёс фамилию купца князь, и, не обращая внимание на его смущение и удивление остальных своей осведомлённостью, насмешливо спросил, – кнут значит? А знает ли уважаемый господин Смирнов, как изменились за последние полгода доходы и расходы этих мятежников? Что молчите? Неужто не интересовались? А кто-то вообще интересовался?
Князь обвёл насмешливым взглядом присутствующих и раскрыл заранее приготовленный блокнот.
– Никто не знает? Ну ничего, я помогу. Итак – основная масса рабочих как получала до войны, так и получает в среднем 20 рублей в месяц. Зато цены, которые устанавливаете вы, господа предприниматели… это же песня! Фунт мяса вырос в цене в полтора раза и стал стоить 30 копеек, Хлеб – аж в два раза – с 4 копеек до 8, огурец… простой соленый огурец – тот вообще подорожал в три раза… И так по всему списку… Ну и добили вы их, мятежников, арендой жилья, увеличив её в среднем с пяти до семи рублей. В итоге, господа, умеющие считать деньги, расходы ваших рабочих превысили их доходы. А что делаете вы, когда предприятие работает в убыток? Правильно – закрываете… Вот и они закрыли…
Ну а то, что вы не можете договориться со своими работниками о стоимости их труда, это, господа предприниматели, ни меня, ни почтенного губернатора, касаться не должно? Как штрафы драть да цены заламывать – тут вы сами с усами, а как работники с вами в цене не сошлись – войска вызывать? Бунт? Нет уж, господа хорошие, хватит! Этак вы и на ярмарку будете с собой жандармов брать – на случай, если с лавочником по цене не столкуетесь?
Николай Михайлович обвёл глазами присутствующих, сидевших с открытыми ртами и явно не ожидавшими урока социальной экономики от представителя царствующего дома, и насупился:
– А знаете, господа, как это выглядит со стороны? С моей стороны! Такое резкое повышение цен выглядит как преднамеренное ухудшение условий жизни населения целью возбуждения недовольства правительством и самим императором! Это прямая провокация неповиновений, волнений, забастовок и мятежей. Это вредительство с целью парализовать работу тыла и довести армию до поражения. Одним словом, это измена, господа! А посему, Николай Алексеевич, разрешите пригласить конвой!
…Красноярск, а вместе с ним и Транссиб понемногу возвращался к нормальной жизни. Стачечный комитет разрешил возобновить движение по железной дороге. Объявленное Енисейским губернатором военное положение предусматривало прекращение конфликта между работниками и работодателями путем замораживания цен на довоенном уровне, принудительного введения на всех предприятиях 8-часового рабочего дня, распространения на губернию фабричной инспекции, и формирование специального административного суда для прямого беспошлинного обращения с жалобами на фабрикантов и чиновников.
Для надзора за соблюдением указа, Айгустов вводил должность военного коменданта – и назначал на неё прапорщика Кузьмина Андрея Илларионовича с предоставлением ему чрезвычайных полномочий. Кроме этого, Николай и Александр Михайловичи увозили с собой увесистую папку рапортов и писем от всех сословий Красноярска со словами благодарности рабочим дружинам и солдатам Кузьмина, не допустившим готовящихся погромов и вооруженного противостояния.