Переписать сценарий II

– На революционный эксцесс не похоже. Те в основном швыряются бомбами, а из огнестрельного предпочитают револьвер. Вспомни – за всё время, начиная с декабристов – ни одного случая применения такого громоздкого оружия, как винтовка. А тут стрелял явно снайпер, стрелял с трех сотен шагов, всего один выстрел, попал ювелирно … оружие не нашли, гильзы не нашли, пули тоже…, скорее всего разрывная, солдатик практически без головы остался… То есть стрелял не “вьюноша со взором горячим”, а опытный и профессиональный боец, которые обычно стоят вне политики…

– Тогда считаем претендентов на наши головы – обиженные японцы – это раз…

– Не менее обиженные англичане – два.

– Банкиры, которые вложились и в тех, и в других и сейчас терпят убытки – это три.

– Ну и конечно же наши любимые родственники, я даже их поставил бы на почетное первое место… Кто ещё?

– Ваше высокопревосходительство, прапорщик Кузьмин! – прервал великокняжеское совещание адьютант.

– Проси! – живо отликнулся Николай Михайлович и сам первый шагнул навстречу, – Андрей Илларионович ну что? Есть какие-нибудь новости?

Двадцатичетырехлетний прапорщик, который еще не привык к повышенному вниманию к собственной персоне, но считающий себя ответственным за порядок в городе и безопасность на его улицах, коротко козырнул и по-военному чётко отрапортовал:

– Дом, с чердака которого предположительно вёлся огонь, в настоящее время оцеплен жандармами и осматривается чинами из сыскного департамента. Сам дом ничем не приметный, на первом этаже прачечная, на втором – меблированные комнаты, на данный момент без постояльцев. Я попробовал просчитать возможные маршруты движения стрелка при отходе, осмотреть их и опросить местных жителей…

– Да присаживайтесь, Андрей Илларионович, в ногах правды нет, и умоляю Вас – без чинов, мы не на плацу и не на приёме.

Прапорщик кивнул, снял фуражку и послушно сел в кресло, не прекращая докладывать:

– Опросил лавочников, извозчиков, дворников, никто не встречал подозрительных и просто чужих, не заметил, чтобы кто-то убегал или хотя бы поспешно уходил от дома, из которого был произведён выстрел. Осталось только найти и опросить барышень – виолончелисток, которые как раз в это время заходили в прачечную, может они что видели…

– Позвольте, Андрей Илларионович, а почему вы решили, что они виолончелистки?

– Так они инструмент в футляре несли, извозчик и заприметил, ещё помочь хотел в багаж погрузить, так не дали – сами несли, видно инструмент ценный, дорогой…

* * *

Губернатор Енисейского края, Николай Алексеевич Айгустов был боевым генералом, первый офицерский чин получившим на Кавказе за проявленную храбрость в боях с горцами, когда ему исполнился двадцать один год. Воевал более пяти лет. Был несколько раз ранен, но снова становился в строй и снова проявлял чудеса мужества. Через год непрерывных боёв – он уже подпоручик, а через три года – штабс-капитан. В тридцать пять лет, в чине полковника, был уволен по болезни, но через год вновь призван на службу и пожалован генералом.

Красноярский период жизни был не самым лучшим в судьбе Николая Алексеевича. С началом русско-японской войны всё его внимание было обращено на снабжение армии и бесперебойную работу железнодорожного транспорта. А вот тут то и таилась самая большая проблема.

Генерал, привыкший сходится с врагом на лицом к лицу на линии фронта, где всё ясно – позади свои, впереди – чужие, оказавшись в тылу, растерялся. Казалось, что враги повсюду. Подрядчики, норовившие подсунуть армии некачественный товар, прекрасно находили общий язык с вороватыми интендантами. И те, и другие жили душа в душу с мелкими воришками и революционерами, списывая уже украденное, как попорченное, взорванное или разворованное “неизвестными лицами”.

Но главное, что добивало старого, израненного солдата, это полное равнодушие тех, кому по долгу службы положено было противодействовать и пресекать. Ревизоры и местоблюстители, прекрасно чувствующие себя в своих креслах, говорили красивые и правильные слова, достоверно изображали верноподданнейшие чувства, но при этом даже не пытались прекратить казнокрадство и мздоимоство, достигшее с началом войны космических масштабов.

Помня суворовские слова «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда. Всегда есть за что», – Айгустов втайне хотел, чтобы хотя бы одного из них зацепило каким-нибудь революционным рикошетом и с ужасом признавался себе, что это уже не поможет – сносить надо всю систему, позволяющую плодить такое непотребство.

После появления в Красноярске революционно настроенных рабочих, а затем – не менее революционно настроенных солдат, Николай Алексеевич решил, что его наипервейшая задача – не допустить кровопролития, и придерживался этого решения железобетонно, игнорируя истеричные депеши из столицы проучить, наказать, покарать и прочее…

Теперь Енисейский губернатор, после долгой беседы с Михайловичами, сидел с каменным лицом перед собравшимися чиновниками и купцами и слушал, как генерал загоняет мышей под веник: