Переписать сценарий

— Когда, под градом снарядов крейсера «Асама» изуродованный неприятельским огнём «Варяг» пошёл на таран с ним, я понял, что жить осталось, может, несколько секунд, и оглянулся на стоящих рядом со мной в боевой рубке, просто, чтобы попрощаться. И так остро ощутил, — ну вот какой, я для них, «Ваше высочество»? В чём моё высочество, превосходство, ещё несколько секунд, — и все будем равны. Вот Святой Пётр, стоя у ворот Рая, если не ошибаюсь, обходится вообще без титулов.

— Вот тогда я и решил, что для тех, с кем плечом к плечу шёл в бой, и смотрел в глаза смерти, никаким «высочеством» я быть уже не смогу. Все они — мои боевые товарищи, и нет ничего зазорного, называть их именно так. Мне кажется, что это справедливо, а вам?

Аудитория не представляла, в какое количество бессонных ночей обошёлся этот публичный манифест Великому князю Александру Михайловичу, образцово-показательному, законопослушному консерватору и аристократу. Он прекрасно понимал, что с подобными заявлениями он становится всё более, и более, чужим среди своего сословия.

Но он ведь, знал и то, каковой может быть альтернатива. О ней он уже читал в своих собственных мемуарах из будущего. Нет, уж лучше быть товарищем на Родине, чем господином за границей. А для этого требовалось ежедневно перехватывать инициативу у революционеров, в том числе и в таких вопросах, как военная субординация и уставные взаимоотношения военнослужащих.

От усталости князь уже еле держался на ногах. А сегодняшний вечер уже пора было заканчивать. Только сделать это следовало как-то нестандартно. Как говорил Сценарист, цитируя эпизод какого-то кино: “Запоминается последняя фраза” … С этими мыслями князь решительно встал, оправил мундир и открыл крышку фортепиано, которое было обязательным атрибутом подобных заведений.

— Ну что ж, попробуем, — шепнул он про себя, и взял первые аккорды:

Синее море, только море за кормой.

Синее море, и далек он, путь домой.

Там за туманами, вечными, пьяными,

Там за туманами берег наш родной…

В зале воцарилась пронзительная тишина. Беляев и Руднев подошли ближе к адмиралу, и …

Шепчутся волны, и вздыхают, и зовут.

Но не поймут они чудные, не поймут:

Там за туманами, вечными, пьяными,

Там за туманами любят нас и ждут…

Офицеры экипажа, присутствующие на пресс-конференции, сгрудились вокруг командиров и вот уже десятки голосов повторяли слова, первый раз услышанные ими на привале по пути из Чемульпо во Владивосток:

И мы вернемся, мы конечно, доплывём..

И улыбнемся, и детей к груди прижмем.

Там за туманами, вечными, пьяными,

Там за туманами песню допоем…

Музыка затихла, а эхо её ещё долго не умолкало, докатившись до имения Ай-Тудор, где великая княгиня Ксения Александровна, прочитав редакторскую колонку газеты “Дальний Восток”, несколько раз провела пальчиком по тексту песни, разгладила рукой портрет мужа, перекрестила и прижала газету к своим губам…

Глава 42. Месть — это блюдо, которым можно подавится

Генерал-адмирал русского императорского флота Великий князь Алексей Александрович, именуемый за глаза “семь пудов августейшего мяса”, хлопнул газетой по журнальному столику так, что жалобно звякнул стоящий на нём «кузнецовский фарфор».

— Предлагаю примерно наказать! — загремел он, извергая глазами стрелы и молнии. — Это неслыханно! Нарушая все приказы и инструкции! Вот смотрите, Ваше Величество, — и великий князь начал загибать толстые пальцы:

— Без высочайшего дозволения покинул пределы Российской Империи и оказался в Корее.

— Самовольно принял на себя командование крейсером и канонерской лодкой и погубил их.

— Устроил погром в нейтральном порту Чемульпо, уничтожил имущество иностранных подданных, а сам порт привёл в полную негодность.

— Якобы у каких-то американцев реквизировал подвижной железнодорожный состав… Без чьего-либо согласия подчинил себе охрану миссии и потащил их без приказа через всю Корею в Пусан.

И вот теперь это показное вольтерианство, это снискание дешёвой популярности у холопов, — князь брезгливо покосился на лежащую на столике газету “Дальний Восток” с портретом Александра Михайловича на первой странице.

— Да-да, — кивнул министр иностранных дел Российской империи граф, Владимир Николаевич Ламздорф, — особенно возмутительно это варварство по отношению к имуществу иностранных подданных, наше ведомство уже получило протест из Британии, и думаю, скоро такой же придёт и из САСШ.

— А что говорят наши союзники? Что слышно во Франции и Германии? — глядя в окно, и не оборачиваясь на собеседников, спросил Николай Второй.