Перемирие

Слезы блестели на ее лице. Она умоляюще смотрела на Геррети. Он шагнул к девочкам и, нагнувшись, выдернул меч из тела Ольги. Гельда отодвинулась, пропуская его. Геррети повернулся к ней, Гельда снизу взглянула на него и склонила голову, собирая обеими руками распущенные волосы с шеи вперед. Она рыдала в голос, и все ее тело тряслось. Короткий взмах — льняноволосая голова отлетела в сторону и ударилась об пол. Последние наследницы семьи Эресундов были мертвы.

Геррети вытер меч об платье Гельды и выпрямился.

— Остаюсь я, Эсмунд, Драйг, Горсетти, Идер… — на секунду Геррети прервался, оглядывая всех.

— И мы, — раздался в тишине слабый старческий голос. Отец властителя Квеста.

Геррети, повернувшись всем телом, посмотрел в ту сторону. Его ярко-голубые глаза встретились с выцветшими глазами старика, и Геррети кивнул. Дряхлые старики, но он не мог запретить им остаться.

— И я, — вдруг сказала я, почти против собственной воли: какое мне было дело до этой чертовой крепости? Но кровь — кровь, которая не вода, — говорила во мне в полный голос. Кровь хранителей Птичьей обороны, все поколения моих предков говорили мне: ты не сможешь уйти, ноги не понесут тебя отсюда, ты — плоть от нашей плоти, ты будешь защищать Птичью оборону до конца. Этакое мгновенное помешательство нашло на меня. Никогда потом я не могла понять, что же руководило мной тогда, но в тот момент я не могла не повиноваться этому неведомому голосу.

Я не думала, что это может случиться со мной. Я отрекалась от крови своей, от своей семьи — сколько раз? — никому не счесть. Я отрекалась и была уверена в своей правоте. "Я — не Дарринг", — говорила я. Но вдруг она проснулась во мне, неведомая личность, которую звали Эссой Дарринг, она проснулась и взяла власть в свои руки… Видно, я ошибалась, отрекаясь от этой семьи, видно, кровь, подсознание, черт знает что еще утверждало мою принадлежность к этой семье, видно, я связана была с Птичьей обороной чем-то большим, чем просто кровное родство. Я вдруг неожиданно осознала, что Птичья обороны всегда была чем-то большим, чем просто содружеством военных крепостей. Мне дали это понять.

Кто-то может не верить в видения, приписывая их лишь болезни разума. Но видения и видение — это мой хлеб, это то, чем я живу, чем дышу — тонкая грань между существующим и кажущимся. И я знаю теперь, что есть Птичья оборона, что она такое. Смутные намеки Ольсы на то, через что она прошло в детстве во время принесения обетов, обрели реальность, и я знаю теперь, что эти крепости имеют власть надо мной, ибо я видела…

Голова у меня слегка кружилась. Я не видела окружающих и видела другое. Из полутьмы вышли они и окружили меня. Они. Тени давно ушедших женщин.

Молодые и старые, красивые и не очень, в одеждах разных цветов. Одинаково светловолосые. Суть Птичьей обороны, сердце ее, тени ее. Я смотрела на них. И они смотрели на меня, приветствуя меня, свою потерянную и вновь обретенную сестру. Цвета Птичьей обороны — зеленый, синий, алый, коричневый. Серый. Я не видела ее, пока она не вышла из толпы, тоненькая, невысокая, в длинном платье из темно-серого блестящего шелка. Она подошла. Коснулась моей руки. Я ощутила это прикосновение — легкое, чуть влажное прикосновение призрака. Заглянула в прозрачно-серые глаза. И отшатнулась. Нет!

Да! — говорили они. Да! Сестра наша, ты одна из нас, от рождения и до смерти ты — одна из нас. Все, что было, не имеет смысла, только здесь твоя родина, Эсса Дарринг, только здесь жизнь твоя обретает подлинный смысл, ведь твоя кровь двадцать лет назад впиталась в каменный пол крепости, и отныне вы — одно. Да! — говорили они. Ты наша, ты одна из нас, и если враг у ворот, ты не можешь уйти. Проснись, Эсса, — говорили они. Проснись, девочка, крепость в опасности. Проснись.

Они окружали меня, и до самой смерти я не забуду этих лиц, что прошли передо мной — в череде столетий. Властительницы. Больше, чем призраки, больше, чем видения. И есть во мне что-то — от них. Сознание, наполненное тысячелетиями войны, сознание, в котором говорили голоса сотен Даррингов, и тихий голос Лорель не последним был в этом хоре. Не память, но вся суть моей прежней личности овладела мной. Было две меня — и та, вторая личность, отошла в сторону, ибо здесь ей нечего было делать, ибо Эсса Дарринг проснулась.

Проснись! — говорили они. Не память определяет тебя, ты не помнишь, но чувствуешь, что ты одна из нас, что Птичья оборона взывает к тебе. Ты не можешь уйти, ведь ты клялась… Девочка, проснись же! Девочка наша, страшно умирать, но страшнее пустить их сюда, ибо все, чем мы жили и во имя чего умирали, рухнет. Проснись, Эсса. Разве ты боишься смерти? Так долго ты была вдали от родных мест, но разве ты боишься или не понимаешь, в чем твой долг? Ты так долго жила вдали отсюда, но ты вернулась, сделай же то, что ты должна сделать.