Совет был уже в самом разгаре, когда Степан нашел в себе силы вернуться. Ступил в шатер Клекрия, коротким кивком поприветствовал старейшин, нашел глазами Сергия и молча сел подле него на земляной пол, слегка отодвинув при этом тщедушного старца с длинным орлиным носом и пытливым взглядом блеклых серовато-стальных глаз. Завидев вошедшего, Клекрий прервал свое выступление на полуслове:
— Вот человек, о деяниях которого всенощно вещали наши ведуны. Теперь пусть он поведает нам каково его видение будущего, что следует сделать для того, чтобы отправить алчущих крови демонов обратно в чертоги Темного Властелина.
Теперь все взгляды были устремлены на Степана. Установилась такая тишина, что слышно было даже как ветер теребит полураскрытый полог шатра.
— Сколько у нас сил?
— Много. Шесть раз по десять и еще восемь родов собралось нынче здесь под мое начало.
— Когда собираетесь выступить?
— Завтра же. С первыми лучами солнца. Теперь, когда вы с нами, Огненные Птицы уже не страшны.
Степан от такого заявления даже в лице переменился. Внимательно посмотрел на Клекрия. Уж не шутит ли часом глава одного из самых прославленных родов сиртей? Но нет, лоснящееся от пота лицо его вполне серьезно, голубые глаза из-под кустистых бровей смотрят с легким прищуром, оценивая пришлого по каким-то своим, ведомым лишь ему одному критериям.
— Выступать сейчас — значит обречь себя на поражение. Мне нужны воины, готовые взять в свои руки оружие демонов, нужно время для того, чтобы обучить их.
— Сколько? Сколько надо времени? — голос у Клекрия сильный как, впрочем, и сам он. Человек-гора, человек-кремень. Косая сажень в плечах, даром, что ростом не вышел.
— Месяца полтора.
Ропот, поднявшийся после его слов, наглядно охарактеризовал Степану настоящее положение вещей. Сирти рвались в бой. Им не терпелось уничтожить агрессора, топчущего их земли с безалаберностью слона в посудной лавке. Не дожидаясь пока возмущенные возгласы стихнут, он извлек из кармана карту, знаками подозвал к себе Клекрия.
— Схроны с оружием здесь и вот здесь. Отрядить воинов за ним следует немедля. Чем раньше ты это сделаешь, тем больше у меня будет времени на подготовку воинов.
— Ишь ты! — глядя на карту Клекрий, глава рода Ясенева, не мог надивиться точности ее исполнения. — Знатный артефакт. За такой я бы, пожалуй, руку правую отдал, а то и сразу две. Не спрашиваю, где взял, негоже это для воина. Даже если ты душу свою за него Темному Властелину отдал — так это твой выбор. Собственный.
Разубеждать в обратном Степан никого не стал. Глядел лишь, посмеиваясь, как главы родов, вполне взрослые казалось бы дядьки, многим из которых давным-давно перевалило за семьдесят, тешатся словно дети малые, умиляются с этого жалкого клочка бумаги.
Совет затянулся до позднего вечера, причем Степан теперь больше слушал, чем говорил сам. Судили, рядили, взвешивали все «за» и «против», временами обращаясь к нему за советом. К его мнению прислушивались, его уважали, и это было чертовски приятно. Вдвойне же приятным стало принятие подавляющим большинством голосов его предложения. Кампанию решено было отложить. На месяц всего лишь правда, но и этого, по его прикидкам, должно было вполне хватить для того, чтобы сирти овладели азами ведения боя со стрелковым оружием. Да и нет худа без добра. За время, которое Степан планировал потратить на обучение личного состава, к Клекрию наверняка успеют присоединиться новые силы. Континент велик, слишком велик, сиртей на нем проживает великое множество и далеко не все они настолько глупы, чтобы продолжать вести борьбу с врагом в одиночку.
Покидали шатер Клекрия они бок о бок с Сергием. Староста и не пытался скрыть обуревавшие его чувства, видно было, что рад, рад встрече безмерно.
— Варвару видел уже?
— А то! Совсем зазналась. Виданное ли дело — десятком командует баба! Что, и взаправду так хороша в бою?
Ответить Степан не успел. Та, о ком они говорили, выступила вдруг из тени шатра, грозно выпятив вперед свои легендарные груди, от которых староста Сергий мало того, что вновь впал в привычный уже бессловесный ступор, так еще и вынужден был обессилено опереться на крепкое плечо Степана.
Следом за травницей выпорхнула из тени Улуша. Глаза ее смеялись.
— Кто у нас там такой любознательный? Уж не ты ли это, староста свет Сергий? Али глаза мои врут мне?
— Да нет, не врут глаза твои. Я это.
Ответ этот немудреный дался старосте с таким неимоверным трудом, что на лбу его аж испарина выступила.
— Ну так у меня и спрашивай: хороша ли я в бою?
— Хххороша ли ты в бою? — послушно повторил он за ней онемевшими от волнения губами.
— Хороша. А в постели хороша ли я?
Степан с Улушей переглянулись и молча, не сговариваясь, поспешили прочь, решив не мешать двум влюбленным то ли выяснять отношения, то ли играть в свои престранные ролевые игры.
Лагерь, по которому они сейчас брели, вечером просто преобразился. Повсюду горели костры, превращая высушенную зноем степь в некое подобие звездного неба. Со стороны костров слышался гомон, смех, где-то даже ребенок грудной плакал.