Перемещенный (ЛП)

Было еще очень рано, и Гален неторопливо расхаживал по мраморным плитам большого зала своих апартаментов в Трампет Тауэр. Если ему и удалось сомкнуть глаз прошлой ночью, то этого он не помнил. Была какая-то новизна в том, что вечер накануне он провел не будучи одурманенным алкоголем или чем-нибудь похуже. Наблюдая за восходом солнца с тридцатого этажа вознесшегося над Пятым авеню здания — золотые лучи светила длинными копьями пробивались сквозь каньон городских домов — он вдруг осознал, что не встречал рассвета с незамутненными глазами с тех пор, как был… как был ребенком. И сам город казался обновленным.

Сорд потянулся в утреннем сиянии и осторожно пошевелил кистью в короткой гипсовой повязке, удивляясь про себя, почему он излечился полностью, за исключением этого места. Однако у него были более важные дела, требовавшие самого пристального внимания. День — точнее, ночь — срок, который просил Асквиз для связи с теми, от кого зависело разрешение открыть его клиенту правду, уже минул, и после без малого двадцати лет жизни в неведении Гален не мог ждать больше. Он поспешно вернулся в кабинет: настало время позвонить адвокату.

Кабинет был оборудован со вкусом — точнее, в последнем уверил Сорда разрабатывавший его дизайнер — с античными дубовыми панелями, воскрешавшими в памяти образ громадного особняка тех времен, когда на Манхеттене севернее Хьюстон-стрит раскинулись фермы; великолепный встроенный аквариум с соленой водой, заполненный существами, название которых он не рискнул бы произнести из опасения сломать язык и уход за которым осуществлялся регулярно раз в две недели… И на всех стенах и полках — воспоминания о его потугах на поприще археологии со всего мира: погребальные маски с Микен, грубые глиняные горшки и пенаты из Римской Галлии, и даже причудливый артефакт, предположительно, финикийский, из раскопа Старки у подножия горы Айер в Австралии.

Гален на мгновение замер на пороге, охватывая взглядом предметы, столь элегантно и в то же время бессмысленно расставленные по всему кабинету. Условия доверительной собственности были более чем ясны: смехотворная сумма в обмен на университетское образование и карьеру по его выбору в области, которая бы помогла человечеству расширить знания о себе. Возможно, Сорд наконец осознал, что в своих скитаниях он искал свое прошлое, а не прошлое всего человечества.

Но что бы ни питало это призвание его прошлой жизни — основанное, впрочем, в чем он прекрасно отдавал себе отчет, на деньгах, которые он в качестве дотаций мог вкладывать в различные полевые партии, а отнюдь не на его академических способностях — применение и ценность его занятий археологией без труда можно было обнаружить в подсвеченной изнутри стеклянной горке, разместившейся позади длинного кожаного дивана рядом с камином. Шкафчик был полон совершенно непрофессиональной подборкой роскошных фаллосов, эротических скульптур и фетишей плодородия, охватывавших три тысячелетия и полтора десятка культур. Эта коллекция оказывала воистину магическое действие на Сорда каждый раз, когда он располагался на диване с очередной женщиной — сколько их у него было, он не помнил, просто сбился со счета. Гален отвел взгляд от горки. В это утро, когда город предстал перед ним совершенно в новом свете, он совершенно неожиданно обнаружил, что его кабинет наполнен печалью и пустотой. Теперь моя жизнь должна измениться, подумал он. Настало время все обновить.

Сорд подошел к столу, еще одной антикварной бессмыслице, купленной просто так, по случаю. Он протянул руку к телефону и, отодвинув в сторону кипу нераспечатанных писем и журналов, открыл окошко автоответчика. Оно мерцало зеленым светом: кто-то явно старался дозвониться до него ночью, когда Сорд в тщетной попытке уснуть невидящими глазами смотрел перед собой в темному.

Би-и-и-п. «Гален, это Маркус. Ты дома? Если да, то сними трубку. Гален! Черт тебя подери, ну возьми же трубку…» Затем наступила пауза — очевидно, адвокат молчал столь долго, что акустическая система автоматически отключилась.

Затем последовал второй звонок. На этот раз Сорд уловил в голосе Асквиза нотки, о существовании которых раньше даже не подозревал. Старик был явно пьян — самому Галену подобное состояние было хорошо знакомо.

«Это снова Маркус. Звоню относительно… что такое, уже полночь? Серьезно? Надо же… Я не… Послушай, Сорд. Я звонил, выяснял. Я ведь пообещал, что спрошу, и спросил… и… и они сказали «нет». Если честно, я особо не удивился: они мне и не могли этого позволить.» Старик горько рассмеялся. «Они скрывали это от тебя почти два десятилетия. Поэтому не стоило и ожидать, что они откажутся от этого и больше не станут делать тайны из твоего прошлого. Твое прошлое по-прежнему не подлежит разглашению, и так будет еще очень, очень долго. Очень долго.» Асквиз снова умолк. Затем послышался вздох, глубокий и тяжкий. Пьяный старик в полночь. Пауза опять затянулась, и автоответчик снова отключился.