Перемещенное лицо. Триада

– Потому что день, а я плохо переношу солнечные ожоги, – насмешливо пояснил Гай. – Как ты думаешь, чем она расплачивается за горячий чай и мясо?

– Взрослый мужик, а краснеет, – сообщил Шарику Алир. – Не смешно ли?

Дракон согласно квакнул: смешно.

– Тебя никто не принуждает, – сказал эльф, – а я так не откажусь. Если она предложит, конечно.

Девушка кивнула: предложу, мол, а что тут такого? Дитя природы… Дан старательно не смотрел в ее сторону, когда ел. Кусок в горло шел с большим трудом, потому что девушка привлекательна была несомненно, хотя складочки на шее прикрывали самые натуральные жабры, но эти жабры были незаметны под волосами. Она даже ела красиво. Руку протягивала за хлебом – красиво. Волосы быстро – удивительно быстро – высохли и шевелились под ветерком, как у Гая, такие же тонкие, только русые. Без всякого зеленоватого оттенка. Аль угостил ее печеньем, купленным накануне, а потом вполне недвусмысленно удалился с ней в кусты.

– А что? – спросил Гай. – Ей в радость, будь уверен. Ты стесняешься, что ли? Я бы с удовольствием, да наяды требуют, чтоб мужчина раздевался, ну какое мне днем раздеваться-то…

В его голосе звучало явное сожаление. Дан переваривал. Через полчасика появился малость расхристанный раскрасневшийся эльф и мотнул головой в сторону кустов:

– Иди, ждет. Ты ей понравился. Иди, не разочаровывай девушку.

Вспомнилась сауна в компании с Олигархом. Дан уж не знал, как вели себя олигарховы сподвижники в отсутствие посторонних, то есть Дана, но при нем девушек прямо тут не заваливали, культурно выходили в соседнюю комнатку. И Дан, между прочим, тоже выходил. Ну, предположим, что кустики и есть комнатка…

Наяда не требовала, чтоб он раздевался. Она его раздела так сноровисто, словно всю жизнь только этим и занималась, попутно целуя обнажаемые части тела, так что в кондицию Дан пришел как раз к окончанию процедуры. Уж была она довольна или нет, кто знает, а он… Он тоже возвращался расхристанным и раскрасневшимся. Наяда вышла вслед за ним и поманила пальчиком Гая.

– Вампир я, красавица, – со вздохом объяснил он, – даже ради тебя солнцу не подставлюсь. Ты прости уж, но я…

Брюнет Гай вспыхнул не хуже двух блондинов, когда наяда, вдруг опустившись на колени, завозилась с застежкой его штанов, склонившись пониже, а Аль с Даном, стараясь не смеяться слишком громко, сделали вид, что крайне заинтересованы противоположным берегом. Шарик просунул между ними голову и свистнул.

– Русалки что, тоже? – спросил Дан. Аль покачал головой.

– Нет. Русалки опасны. Могут и любовью одарить, могут и оторвать все, во что вцепятся. Я б с ними связываться не стал. А наяды безобидны. У них нет мужчин. Вообще. Без этого они просто вымерли бы давным-давно. У них рождаются только девочки, и только наяды. Ни эльфы, ни люди. Не волнуйся. У тебя не будет от нее ребенка, а у нее от тебя – может быть. Понимаешь разницу? Она тебя через пять минут забудет. Они живут сегодняшним днем. Милы и безобидны. Видишь, вон даже несчастного вампира уважила…

По судорожному вздоху несчастного вампира они поняли, что уже можно поворачиваться. Гай, стараясь не смотреть на них, застегивал штаны, а наяда, прозрачно улыбаясь, вопросительно протянула руку к остаткам печенья.

– Бери, конечно, – поспешно сказал Дан, – хочешь, у нас еще сыр есть…

Нагрузив девушку своими запасами, они быстренько собрались и тронулись в путь. Дан был все еще малость ошарашен, а Алир вовсю подтрунивал над Гаем, а тот беззлобно огрызался. Настроение однако хуже не стало, скорее наоборот, и через пару миль Дан поймал себя на том, что мурлычет под нос щербаковскую песенку про славного солдата Билли, а спутники едут рядом и напряженно вслушиваются, пытаясь то ли оценить исполнение, то ли понять, что такое танки и как они могут грызть планету, то ли вообще понять, что он поет. Дан вдруг сообразил, что не ощущает разницы между русским языком и здешним, но аборигены-то… Дан прибавил громкости. Пел он более чем посредственно за полным отсутствием голоса, но слава богу, хоть слух имел, так что не фальшивил больше необходимого. Потом он добросовестно пересказал текст своими словами, да пришлось еще и рассказывать про хозяйски-агрессивную сверхдержаву и разнообразные боевые машины, рисуя перед собой в воздухе силуэт танка.

Алир поежился.

– Так плохо пою? – пошутил Дан.

– Нет. Танк – это, должно быть, страшно.

Дитя двадцатого века, имевший на счету не один десяток прыжков с парашютом, пожал плечами. Ему танк не казался чем-то страшным, например, по сравнению с пикирующим бомбардировщиком, от которого уж точно не спрячешься. А потом он окинул взглядом идиллический пейзаж, не тронутый ничем антропогенным, кроме полей, вспаханных обыкновенным оралом, не перекованным на мечи, и представил себе, как с лязгом и грохотом вылетает из-за того вон лесочка какой-нибудь «абрамс», оставляя за собой взрытую землю, и какое впечатление это производит на мирное население, и согласился:

– Это страшно.