Перемещенное лицо. Триада

Дан плелся по сумрачным улицам, жалея себя, как подросток, а не как взрослый человек, втайне от других играющий в боевики. Обидели несчастного, в фэнтези засунули, совершенно незнакомый жанр, что в нем делать, непонятно. А в боевике лучше было бы? Убивать – было бы лучше? Дан умел убивать – учили. Он знал с полсотни способов лишить человека жизни, даже и голыми руками, да что проку: убивал придуманный Лазарь, а Дана только учили. Его даже Чечня миновала. Он вовсе не был уверен, что убить по-настоящему, а не в придуманном мире, у него духа хватило бы. Скорей всего, не хватило. Так радовался бы, что в сказочку попал, где пособие платят, кормят задарма, да водкой угощают. С огурчиками. Малосольными. С хреном.

Он оглянулся. Сзади тенью скользила неизвестная личность.

– Отвали, – мрачно посоветовал Дан. – Обижу. Как сторожевого дракона.

Тень послушно исчезла, и Дан потащился дальше. Да, дома бы ему и в голову бы не пришло ходить со свежезашитой раной. А ничего, притерпелся. Больно, конечно, и даже очень-очень, но идти, как выяснилось, можно. Только что медленно.

Мимо промаршировал драконий патруль. Тварь топорщила крылья и с шипением рвалась с поводка, совершенно не реагируя на Дана. Сколько еще? Два квартала прямо и один налево. И можно лечь. А в тумбочке, вызывавшей ностальгические армейские воспоминания, имеется вчерашний пирог с яблоками. Если, конечно, никто не сожрал.

– Я просил отвалить? – поинтересовался Дан, разворачиваясь с одновременным выбрасыванием правой руки. Тень бы снова исчезла, если б Дан при этом подсечку не сделал, с трудом удержав вопль. В итоге оказалось, что он сидит верхом на хрупком юноше и держит его за горло. Как дракона. Добрая традиция.

– Отпусти, – жалобно попросил юноша, – пожалуйста. Иначе меня к столбу выставят, у меня уже два привода.

– Надо было отвалить, – буркнул Дан, соображая, что делать.

– Думаешь, легко? Запах с ума сводит.

– Запах? – Дан с трудом преодолел желание себя обнюхать. Мылся он утром, рубашка и трусы модели «СССР пятидесятых» были свежие, вчера выстиранные и высохшие на свежем воздухе. Одеколона у него не было. Дезодоранта тоже.

Юноша вздохнул, и тут Дан увидел, что у него светятся глаза. Как у кошки, но красным. Дан сжал ему челюсти, вынуждая открыть рот, и обнаружил приличных размеров клыки.

– Ты вампир, что ли?

– Вампир, – признался юноша. – А от тебя кровью пахнет за квартал. Отпусти, а? У меня солнечные ожоги так плохо заживают…

– И что я буду за это иметь?

– Мою благодарность. И еще две короны. Больше с собой нет, а домой ко мне ты не пойдешь.

– Почему ты так уверен?

– Потому что это семейное. А я с родителями живу.

Дан действительно не хотел знакомиться с вампирской семьей, поэтому кое-как поднялся на ноги. Юноша словно взлетел.

– Спасибо тебе, человек, – торжественно произнес он, – знай, что Гай Лит – твой должник.

Он полез в карман за деньгами, но Дан оттолкнул его руку, повернулся и поковылял дальше. Приключений на сегодня было многовато. Дан устал. На вторую подсечку его уже не хватило бы, и вампир вполне мог от души пообедать, но до казарм удалось добраться без осложнений.

Пирога в тумбочке оставалось вдвое меньше, чем Дан туда положил вчера. Честно. Солдат кормили хорошо, но сладкими пирогами не баловали, и Дан не обиделся. Аппетита не было, но он съел пирог, запил холодной водой, разделся и лег. Где-то через час нога успокоилась настолько, что он смог заснуть и, конечно, увидел во сне, как старушки плакали над его фотографией. Они всегда были старушками. И десять лет назад мать, еще не пенсионерка, была старушкой, потому что так решила. И даже не в отсутствии денег было дело. Мать умела шить и вполне могла бы состряпать себе кофточку не по фасону шестидесятых годов и не накручивать на затылке «фигу», вечно щетинившуюся шпильками, а задарма подстричься у тетки Даши. Только ей не надо было. Зачем? Она уже не считала себя женщиной (да считала ли хоть когда-то?), потому и не была ей.

А с отцом Дан знаком не был. Он ушел так давно, что и мать о нем забыла. И правильно. Встреться Дан с родителем, морду бы набил. Уходя, отец забрал подаренный на свадьбу сервиз, оба обручальных кольца и мешок сахара. И велел спасибо сказать, что размена квартиры не требует. Квартиры матери и тетки Даши, в которую он, козел, примаком пришел. И три года прожил, ни потолка не побелив, ни гвоздя не забив. И ни копейки алиментов. Мать об этом рассказывала спокойно и даже как-то с удивлением, как некую сказку, которая вообще-то была явью.

Во сне было отчаянно жалко несчастных старушек, горло давило. Дан проснулся рано и долго таращил глаза в потолок. Надо что-то делать с этой жизнью. Если продолжать жалеть себя и оплакивать горькую судьбу старушек, долго человеком не останешься. Что нужно от него человеку по имени Фин Гласс? Знакомое словосочетание, кстати. Что хочет этот детектор лжи? Проникся сочувствием? Ага, и бескорыстно жаждет помочь. Так Дан, дитя перестройки, реформ и шоковой терапии, и поверил в бескорыстие сильного. Но сходить надо. Если нога позволит.