Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Теперь перешли к танкам. Майкл Идес предложил 280. Я — 320. В группе оживление — дело двинулось. НАТО делает очередной шаг — 290. Я продолжаю стоять на 320. Идет долгий спор, и кто— то просит прерваться на полчаса, чтоб посоветоваться в группах и со столицами.

В Москву мы, конечно, не звонили, но, вернувшись на «пятерку», я сказал: Москва настаивает на 310, и это наше последнее слово. Английский посол тут же говорит: давайте пополам — 300. Я отвечаю, что не имею полномочий. Снова идут препирательства, и снова перерыв. В общем, 300 танков для нас было приемлемо. Но это крайний предел — запасных позиций нет, а на просьбу дать нам еще 10 — 20 танков для торговли Москва не ответила. Поэтому я предложил: давайте пока остановимся на 300 — 310 танках и займемся квотой инспекции. Может быть, договоренность по квоте поможет нам решить расхождения по танкам.

Перешли к квоте инспекции. Но и здесь очень скоро образовался затор. ОВД упорно стояла на 2 инспекциях, а НАТО — на 4. Снова одни и те же доводы, упреки, громкие слова, что ни на шаг сдвинуться нельзя.

В один из коротких перерывов меня отозвал в уголок Клаус Цитрон.

— Олег, —сказал он, — надо как— то искать выход из этого тупика. Мы сможем пойти вам навстречу по инспекциям, если вы уступите по танкам. Как бы ты отнесся к такой комбинации — 3 инспекции и 300 танков?

Я ответил ему, что, если НАТО официально предложит эти цифры на «пятерке», я сообщу о них в Москву с рекомендацией поддержать такую договоренность. Большего я обещать не могу.

* * *

Этот азартный дипломатический торг прервал телефонный звонок из советского посольства. Меня просили срочно приехать, так как из Москвы пришли важные указания.

— По параметрам? —спросил я.

— Нет, хуже.

Я помчался в посольство — благо до него можно было добраться за 10 — 15 минут. Шифровальщик положил передо мной телеграмму.

Во время переговоров в Вашингтоне госсекретарь Шульц предложил, чтобы советская и американская делегации на Стокгольмской конференции вступили в контакт и в срочном порядке проработали оставшиеся нерешенные вопросы, особенно об уведомлении и приглашении наблюдателей. Министр поручает Вам вступить в контакт с этой целью с главой американской делегации в Стокгольме и действовать на основе имеющихся директив.

Я ошалело смотрел на подпись: «А. Ковалев». Ну и что мне теперь делать? Проблем с уведомлением и приглашением наблюдателей нет, параметры фактически согласованы. Разумеется, мы постоянно держали в уме вопрос — что происходит в Вашингтоне? Как раз в эти дни там проходили встречи Шеварднадзе с Шульцем. Конечно, главной темой у них было дело «Данилофф — Захаров». Но они должны были поговорить и о Стокгольмской конференции. Просто не могли не поговорить. Вот только о чем договорятся?

Еще 19 сентября я осторожно спросил посла Берри, что он думает о перспективах переговоров в Вашингтоне и Нью— Йорке. Он улыбнулся и сказал:

— Для нас главное — это Данилофф. Поэтому я не удивлюсь, если через 20 минут после встречи с Шеварднадзе Шульц выскочит из кабинета с красным от гнева лицом и галстуком на плече.

В Вашингтоне министр и госсекретарь действительно начали с дела «Данилофф — Захаров». Разговор был жестким, но деловым. В тот же день Шеварднадзе встретился с Рейганом, который, вопреки своему обыкновению, ни разу не улыбнулся и говорил только о Данилоффе. Потом Шульц с Шеварднадзе вернулись в Госдепартамент. В Стокгольме была уже полночь и стрелки часов были остановлены, когда у них состоялся «приватный разговор» о Стокгольмской конференции. Как пишет в своих воспоминаниях американский госсекретарь, переговоры там «приближались к успешному завершению, за исключением нескольких важных вопросов. Шеварднадзе и я обсуждали их в частном порядке и договорились о посланиях, которые каждый из нас пошлет своим переговорщикам».

Но все это мы узнали потом, а сейчас я вертел в руках эту загадочную бумагу, мучительно соображая, как поступить. Дипломаты, однако, люди дисциплинированные. Поэтому, вернувшись на Конференцию, я поймал посла Берри и сказал, что по итогам встречи наших министров в Вашингтоне получил указание вступить с ним в контакт. Берри ответил, что получил такое же указание. Мы постояли и разошлись. На этом наш контакт окончился.

УДАР МОЛОТКА — ДОКУМЕНТ ПРИНЯТ!