Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Первый выход в свет нового советского министра состоялся 30 июля 1985 года. Огромный зал дворца «Финляндия» в Хельсинки был заполнен делегациями 35 стран, съехавшимися отметить десятилетие Хельсинского заключительного акта. Они рассаживались в порядке французского алфавита и американцы сидели впереди. Стоял гомон и сутолока. Все были уже в зале и только места для советской делегации оставались пустыми. Поэтому все смотрели назад и гадали, что случилось с советскими делегатами.

А Шеварднадзе медлил специально. Как толстовская Наташа Ростова перед своим первым балом, он сильно нервничал, хотя старался не подавать вида. Всё казалось ему не так. Он не знал, как себя вести, и опасался подвоха, пренебрежения и даже унижения. Поэтому решил войти в зал последним, чтобы избежать сложной протокольной процедуры, кто с кем будет здороваться первым.

В зале уже все сидели, когда, наконец, появилась советская делегация. Впереди шёл невысокий человек с сильным волевым лицом и роскошной гривой белых седых волос. Это был Шеварднадзе. Неожиданно для всех грузный и немного обрюзгший госсекретарь США поднялся и направился ему навстречу. Такого еще в истории СБСЕ не было. Зал обмер, и наступила тишина. Но министра вовремя предупредили, и он расплылся своей ослепительной белозубой улыбкой и, может быть, даже излишне горячо пожал американцу руку. А Шульц радушно произнёс:

— Рад познакомиться с Вами, господин министр. Нам предстоит большая совместная работа, и мы не справимся с ней, если не установим между собой добрые человеческие отношения. Мне сказали, что с Вами в Хельсинки приехала жена — давайте встретимся семьями.

Это был мудрый ход со стороны Шульца, который пробил брешь в антиамериканском настрое Шеварднадзе. Хотя и был Эдуард Амвросиевич советский человек, но родом из Кавказа, а там очень ценят, когда им оказывают личный респект и уважение. Особенно в такой ситуации. Однако, готовясь к их встрече, Шульц не подозревал, что он не главный партнер для советского министра, и потому был полон надежд. Громыко он откровенно не любил, считал его чересчур жестким переговорщиком, который не понимает собственных интересов и потому проявляет упорство там, где не надо.

— Разве у меня нет ничего лучшего в жизни, чем встречаться с этим сукиным сыном? — нередко выговаривал он своему послу в Москве Артуру Хартману.

Поэтому ещё в Вашингтоне госсекретарь жадно ловил любые новости, которые могли пролить свет на взгляды нового министра. Госдеп и ЦРУ готовили для него кучу справок и аналитических документов. Но их выводы выглядели пессимистически. Директор Бюро госдепа по разведке и исследованиям Томас Торн в специальном меморандуме «Контроль над вооружениями и Ваша встреча с Шеварднадзе» писал:

«Скорее всего он будет повторять уже заявленные советские позиции, чтобы посмотреть американскую реакцию… Во всём спектре советско— американских отношений, который унаследовал Горбачёв, нет ничего такого, что оказало бы на него сильное давление в пользу достижения в настоящее время соглашения по контролю над вооружениями» .

По сути дела о том же пишет Шульцу его заместитель Майкл Армакост в специальном меморандуме «Наша стратегия для переговоров с Шеварднадзе» от 27 июля 1985 года: Однако он выделяет два возможных направления, где можно поискать договорённости. Это –СНВ/ПРО и Конференция по разоружению в Европе (КРЕ). Причём отдаёт приоритет КРЕ в Стокгольме:

«Недавняя статья в Правде и высказывания Шеварднадзе послу Франции в Москве позволяют предположить, что Советы могут хотеть более быстрого продвижения на КРЕ. Нервозность наших союзников по НАТО в связи с возможным тупиком в Женеве может быть снижена, если мы сможем осуществить реальное продвижение на КРЕ» . 

Но ничего конкретного в этих оценках ни по КРЕ, ни по СНВ не проглядывало, да и советниками Шульца не предлагалось. Цель была просто прощупать нового министра. Видимо по этой причине госсекретарь основное внимание уделял личности Шеварднадзе. Но таких материалов было немного, и они были не утешительными: бывший партийный работник, министр внутренних дел, шеф КГБ, прославившийся репрессиями... Но он был не Громыко, и для Шульца это уже было достаточно.