– Ах ты, тварь шелудивая! Тля заморская! Я тебя… – И в кошку полетела чудом уцелевшая крынка. Правда, из-за свалившихся на нее переживаний Варька промахнулась, и меткого удара не получилось: наглую рыжую тварь не припечатало посудиной, но тем не менее задело. Кошка оскорбленно вякнула и опрометью вылетела из погреба. Воодушевленная свершившимся возмездием Варвара довольно хрюкнула ей вслед, но в следующее мгновение взвыла сильнее прежнего: кто-то страшный и огромный вцепился ей сзади в седалище железными крючьями, благо положение ее этому благоприятствовало. Стряхнуть с себя мучителя, изо всех сил виляя задом, так что последние не порушенные плошки с грохотом посыпались вниз, не удавалось, дотянуться рукой до него в столь неудобной позе она не могла, а просто рухнуть на зад и припечатать вражину, к счастью для него, в панике не сообразила и из последних сил рванула на четвереньках вверх по ступенькам. Когда злодей отпустил ее из своих когтей и куда делся, она не заметила, а вывалившийся из дома на отчаянный крик жены и уже успевший основательно приложиться к браге Чума никого и ничего не увидел.
Однако разодранный зад супружницы с глубокими кровавыми следами от когтей неведомого зверя не оставлял сомнений в том, что нападение не плод ее воображения, а имело место в действительности. Невнятные Варькины объяснения сводились к проклятиям на головы как всех Лисовинов в целом, так и персонально Аньке, а также ее туровской родне и прочим знакомым, «подсунувшим эту нечисть хвостатую, чтоб ее саму поперек и вкось разодрало и не склеило!». После чего подвывающая скорее от злости и обиды, чем от боли Варька, с зубовным скрежетом натянула на пострадавшую задницу вынесенную испуганной Дуняшей целую и чистую юбку и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, отправилась к Настениному подворью, продолжая по дороге обильно сыпать ругательствами.
Чума проводил мутным взглядом жену (брага уже сделала свое дело) и, хотя мало что понял, но в голову ударило давно копившееся и требующее выхода бешенство. Несколько дней неприятности наваливались одна за другой, и не было никакой возможности выплеснуть злость, а тут на тебе: кто-то напал на его жену в его же доме! Кто-то?
Варька вроде что-то несла про эту лисовиновскую тварь – кошку или как там ее.
И тут у ворот мелькнул рыжий хвост этой самой бестии, а в следующий момент разъяренный Фаддей, как был дома в одной рубахе, так и понесся по улице в погоне за Рыськой, снося по дороге все, что попадалось на пути и было по силам.
А на пути у него, помимо всего прочего, стоял дом вдовы Алены. Хозяйка, с легкой руки отца Михаила, безоговорочно признавшая кошку как животину богоугодную, ее привечала, тем более и ей самой заморская зверушка сразу пришлась по душе. Вот к Алене-то и кинулась Рыська за спасением.
Дальнейшие события происходили с неизбежностью судьбы и быстротой, с трудом поддающейся описанию.
Рыська, скользнув под калитку, с ходу прыгнула на руки к Алене, в этот момент величественно следовавшей по двору от погреба с крынкой кваса в руках. Угощение предназначалось Сучку, старшине артели плотников, недавно прибывшей в Ратное. Лысый закуп, к всеобщему удивлению, сумел покорить сердце ратнинской богатырши и теперь ежевечерне после работы для закрепления успеха заявлялся к ней, усердно помогая вдовице во всем, что требовало мужских рук. Сейчас он как раз волок на двор тяжеленную бадью с помоями. Алена, конечно, и сама бы справилась со столь обыденным делом, но, как истинная женщина, не стала мешать мужчине проявлять заботу о себе, любимой, и только умилялась на хозяйственного ухажера.
Этой-то почти семейной благости и помешали Чума с Рыськой. Впрочем, вид кошки Алену не раздосадовал и не заставил насторожиться, но одновременно с ее появлением калитка с треском слетела с петель и во двор ворвался всклокоченный пьяный Фаддей с выпученными от избытка чувств глазами.
– А-а, тварь блудливая! – взревел он, узрев ненавистную животину, с удобством устроившуюся на могучей груди вдовицы. – Шалава! – и решительно ринулся к Алене.
Может, он и схватил бы свою обидчицу, если бы та согласилась его дождаться. Но Рыська легко перескочила на плечо хозяйки подворья, окаменевшей от наглого вторжения и ничем не заслуженных оскорблений, а оттуда на землю и метнулась прочь. А Фаддей с разгона и всей дури вцепился обеими руками, как ему в запале показалось, в загривок кошки.
Алене и одного бесцеремонного вторжения Чумы хватило бы с избытком, но такое! Фаддей мало того, что спьяну снес ей калитку и без позволения вломился на ее подворье, так вместо извинений вдруг ее же и обложил ни за что ни про что, да вцепился своими клешнями ей в грудь, как в свое собственное, будто так и надо! Еще и рванул, словно оторвать собирался и Варьке своей отнести! Возмущение и резкая боль мигом привели ее в чувство и вернули дар речи.