Алессандро перечитал письмо дважды. Затем медленно сложил его и сунул обратно в конверт.
– Ему это не понравится, – сказал он. – Он никогда и ни от кого не потерпит угроз.
– Ему не следовало грозить и мне, – мягко ответил я.
– Он думал, что это будет ваш отец.., а стариков, по его словам, легче запугать.
Я оторвал взгляд от дороги и в течение нескольких секунд смотрел на Алессандро. Он говорил сейчас так же спокойно, как и тогда, когда заявил, что его отец меня убьет. Страшным и пугающим было его детство, а он до сих пор продолжал считать свое воспитание нормой.
– У вас действительно все это есть? – спросил Алессандро. – Результаты анализов.., шприц?
– Да.
– Но Карло всегда носит перчатки... – Он умолк.
– На этот раз он был неосторожен, – сказал я. Алессандро задумался.
– Если мой отец велит Карло сломать ногу еще какой-нибудь лошади, вы действительно сделаете так, что меня дисквалифицируют?
– Безусловно.
– Но тогда он наверняка отомстит и уничтожит конюшни, и вы будете бессильны.
– А вы уверены, что он это сделает? – спросил я. – Стоит ли пачкаться.
Алессандро посмотрел на меня с жалостью и высокомерно улыбнулся.
– Мой отец будет мстить, если кто-нибудь съест пирожное, которое ему понравилось.
– Значит, вы одобряете месть? – спросил я.
– Конечно.
– Она не вернет вам жокейских прав, – напомнил я, – и к тому же я сильно сомневаюсь, что он действительно сможет что-то сделать, потому что, когда все откроется, полиция окажет нам неограниченное содействие, а пресса поднимет шум на всю страну.
– Вы бы вообще ничем не рисковали, – упрямо возразил Алессандро, – если бы согласились выставить меня на Гороховом Пудинге и Архангеле.
– Вы слишком неопытны. И будь у вас хоть капля здравого смысла, вы сами пришли бы к такому выводу. – Алессандро надменно на меня посмотрел и тут же потупил глаза, впервые за все время, что я его знал. – Поэтому, – продолжал я, – приходится идти на определенный риск, не поддаваясь на шантаж. В некоторых случаях нельзя поступать иначе. Надо только найти способ, при котором если и погибнешь, то не напрасно.
Наступила очередная долгая пауза, во время которой мы проехали Грэнхэм и Ньюарк. Пошел дождь. Я включил “дворники”, и они застучали по стеклу, подобно метрономам.
– Мне кажется, – угрюмо сказал Алессандро, – что вы с моим отцом затеяли игру, в которой мне отведена роль пешки, переставляемой обоими противниками.
Я улыбнулся, удивленный его умением тонко чувствовать и тем, что он не побоялся высказать свои мысли вслух.
– Вы правы, – согласился я. – Так произошло с самого начала.
– Мне это не нравится.
– Но вы сами виноваты. Выбросьте из головы мысль стать жокеем, и все уладится.
– Но я хочу быть жокеем, – сказал Алессандро, давая понять, что разговор окончен. Может, он был прав.