Перелом

Он выскочил из “Дженсена” прежде, чем я успел остановить машину, и рывком распахнул заднюю дверцу “Мерседеса”. По сгорбленной фигуре на заднем сиденье было ясно, что Карло проснулся, хотя соображал еще туго, потому что никак не отреагировал на поток итальянской брани, обрушившейся на его голову. Я похлопал Алессандро по плечу и, когда он на мгновение умолк, дал ему добрый совет:

– Вряд ли он способен вас понять. Я говорю по личному опыту. Так что не тратьте время зря, переодевайтесь скорее, и поедем на скачки.

Когда он ушел к себе в номер, Карло высказал мне по-итальянски несколько своих соображений, в результате чего мой лексикон сильно обогатился. Правда, я не все понял, но речь явно шла о моих ближайших родственниках.

Алессандро вышел из гостиницы и остановился в нерешительности. Темный костюм, который был на нем в день нашего знакомства, сейчас болтался, как на вешалке, из-за чего Алессандро казался еще более худым и выглядел совсем мальчиком, неспособным причинить кому-нибудь зла. “Только не расслабляться”, – сказал я себе, вспомнив, что в боксе побеждает тот, кто не забывает о защите, и кивком головы пригласил его сесть в “Дженсен”.

Когда Алессандро захлопнул за собой дверцу, я обратился к Карло сквозь опущенное стекло “Мерседеса”.

– Вы в состоянии меня выслушать? – спросил я. – Вы меня слышите? – он с трудом поднял голову; по его глазам было ясно, что он все слышит и жалеет только о том, что не может заставить меня заткнуться. – Прекрасно, – сказал я. – Тогда запоминайте. Алессандро уезжает со мной на скачки. Прежде чем привезти его обратно, я позвоню в конюшни и проверю, все ли в порядке. Если вы попытаетесь сделать очередную гадость, Алессандро не вернется в гостиницу очень долго.., и не думаю, что Энсо Ривера будет вами доволен. – Несмотря на свое плачевное состояние, он изобразил на лице нечто вроде ярости. – Вы меня поняли? – спросил я.

– Да. – Он закрыл глаза и застонал. Я повернулся и пошел к “Дженсену”, вполне довольный собой.

* * *

– Что вы сказали Карло? – требовательно спросил Алессандро, когда я завел мотор и мы тронулись с места.

– Посоветовал отлежаться в постели.

– Я вам не верю.

– Ну.., нечто в этом роде.

Я с трудом удержался от улыбки, и Алессандро подозрительно на меня уставился; потом он недовольно отвернулся и принялся смотреть на дорогу сквозь лобовое стекло.

Миль через десять я нарушил гробовое молчание:

– Я написал вашему отцу письмо, и мне бы хотелось, чтобы вы его отправили.

– Какое письмо?

Я вынул из внутреннего кармана конверт и протянул ему.

– Я хочу прочесть, – враждебно произнес он.

– Конечно. Конверт не заклеен. Я решил избавить вас от лишней работы.

Он поджал губы и вытащил письмо. Вот что там было написано:

"Энсо Ривера,

Вам надлежит обдумать следующее:

1. Пока Алессандро остается и намерен оставаться в Роули Лодж, конюшни не могут быть уничтожены.

При любой попытке уничтожить конюшни, равно как нанести им малейший ущерб, Жокей-клубу немедленно станет известно обо всем, что здесь произошло, и в результате Алессандро будет на всю жизнь дисквалифицирован и никогда нигде не сможет участвовать в скачках.

2. Томми Хойлэйк.

Любой вред, причиненный Томми Хойлэйку, равно как любому другому жокею, которого пригласят выступать наши конюшни, закончится оглаской нижеследующей информации, после чего Алессандро не сможет больше выступать.

3. Лунный Камень, Индиго, Холст.

Если будут сделаны дальнейшие попытки причинить вред или убить одну из лошадей Роули Лодж, информация будет также оглашена, и Алессандро не сможет больше участвовать в скачках.