– Я знаю, к чему вы привыкли, – ответил я. – Что все ваши желания исполняются, чего бы это ни стоило. Ваши желания приносят людям страдания, боль и страх. Что ж.., лучше вам пожелать того, за что можно заплатить наличными. Ничья смерть и ничье банкротство не купят вам способностей.
– Я хотел лишь участвовать в дерби на Архангеле.
– Только и всего? Обычный каприз?
– Началось с этого, – еле слышно проговорил он и, не оборачиваясь, зашагал по направлению к Ньюмаркету.
* * *
На следующее утро он пришел на тренировку как обычно. Последующие дни тоже не принесли никаких изменений. Слухи о том, что мы провели испытания, просочились повсюду: я слышал, как люди говорили, что мы специально приурочили испытания к чемпионату по скачкам, чтобы скрыть плохую подготовленность Горохового Пудинга. Ставки на него резко упали, и, когда достигли двадцати к одному, я поставил сто фунтов стерлингов.
Мой отец в ярости потряс перед моим носом газетой “Спортивная жизнь” и потребовал, чтобы я снял лошадь со скачек.
– Лучше поставь на него немного, – посоветовал я. – Возьми с меня пример.
– Ты не знаешь, что делаешь!
– Нет, знаю.
– Они пишут... – Он даже начал заикаться от расстройства, что не может встать с постели и удушить меня собственными руками. – Они пишут, что если испытания прошли неудовлетворительно, то ждать вообще больше нечего, пока я не вернусь!
– Я читал статью, – признался я. – Но они гадают на кофейной гуще. И если хочешь знать, испытания никак нельзя назвать неудовлетворительными. Скорее наоборот, обнадеживающими.
– Ты сошел с ума, – громко сказал отец. – Ты ведешь конюшни к гибели! Я этого не потерплю! Ты слышишь, не потерплю!
Вместо обычного своего, холодного взгляда он уставился на меня горящими карими глазами. Все-таки разнообразие.
– Я пришлю к тебе Томми Хойлэйка, – сказал я. – Пусть он выскажет свое мнение.
* * *
За три дня до начала скакового сезона я зашел в контору, чтобы узнать у Маргарет, пока она не ушла за детьми, не надо ли подписать каких-либо писем, и увидел Алессандро, сидящего на краешке ее стола. На нем был темно-синий спортивный костюм и туфли для бега, а черные кудрявые волосы слиплись от пота.
Маргарет смотрела на Алессандро с явным удовольствием, слегка разрумянившись, как будто наконец-то нашла объект, ради которого могла хоть немного отвлечься от работы.
Она увидела меня раньше, чем Алессандро, который сидел спиной к двери, и тут же смущенно отвернулась, а он оглянулся, чтобы посмотреть, кто их обеспокоил.
На его худом изможденном лице была улыбка. Настоящая улыбка, теплая и незатейливая, от которой морщинки собрались в углах глаз, а верхняя губа обнажила великолепные зубы. В течение двух секунд я видел в Алессандро нечто такое, о чем даже не подозревал, а затем озарявший его внутренний свет погас, и мускулы лица постепенно приняли столь знакомое выражение настороженности и недовольства.
Алессандро легко соскользнул на пол и вытер тыльной стороной ладони пот, стекавший крупными каплями по лбу и щекам.
– Я хочу знать, на каких лошадях буду участвовать в скачках на этой неделе в Донкастере, – заявил он.
– Сезон уже начался.
Маргарет посмотрела на него с изумлением, никак не ожидая такого тона.
– На скачках в Донкастере мы подали всего одну заявку: Гороховый Пудинг на приз Линкольна в субботу, и выступать на нем будет Томми Хойлэйк. А причина, по которой мы подали всего одну заявку, – продолжал я, увидев, как лицо его исказилось гневом при мысли, что я специально решил помешать ему участвовать в скачках, – заключается в том, что мой отец попал в автомобильную катастрофу на той неделе, когда необходимо было подавать заявки, и мы просто не успели их разослать.
– А-а, – невыразительно протянул он.
– Тем не менее, – сказал я, – вам было бы совсем неплохо каждый день ходить на ипподром, чтобы разобраться что к чему и на следующей неделе не ударить лицом в грязь.
Я не добавил, что намереваюсь не пропустить ни одних скачек по той же самой причине. Никогда нельзя показывать противнику свои слабые стороны.
– Вы можете начать на Пуллитцере в среду, – сказал я. – В Кэттерике. А дальше – все зависит от вас. Черные глаза Алессандро угрожающе сверкнули.
– Нет, – резко бросил он. – От моего отца. – Он быстро повернулся на одной ноге и, не оглядываясь, вышел из конторы в манеж, свернул налево и трусцой побежал по дороге в направлении Бэри Роуд. Мы наблюдали за ним в окно; Маргарет с улыбкой, в которой чувствовалось некоторое удивление, а я – с тревогой, значительно большей, чем мне того хотелось.
– Он пробежал, не останавливаясь, до могилы мальчика и обратно, – сказала она. – Говорит, что весил шесть стонов двенадцать фунтов до пробежки, а с тех пор, как начал ездить верхом, скинул двадцать два фунта. Это ведь очень много, правда? Двадцать два фунта для такого малыша, как он?
– Прилично, – согласился я, кивнув головой.
– Но он сильный. Мускулы как стальные.
– Он вам нравится, – сказал я полувопросительным тоном.
Маргарет бросила на меня быстрый взгляд.
– С ним интересно.