Перелет

О дальнейших событиях этой ночи я записал со слов 58-летнего торговца, уроженца города Ужгорода Эрнё Пелешкеи, который дал о них письменные показания:

«После разговора с привратницей, расстегнув кобуры, они поднялись по лестнице в квартиру Тарчаи. Первым шел Пелешкеи, за ним следом Пал Сеченьи и, чуточку поотстав, Янош Мешшик. Шофер остался внизу за рулем.

Они остановились перед дверью с табличкой: «Капитан Вильмош Тарчаи». Эрнё Пелешкеи нажал на кнопку звонка. Дверь слегка распахнулась, но никто не вышел. Они подождали две-три секунды, потом первым в прихожую двинулся Пелешкеи. В то же мгновение он почувствовал, как несколько пистолетов уперлись ему в грудь. И тут же раздался крик:

— Руки вверх! Не шевелиться, иначе стреляем! Сержант поднял руки, и в следующий момент его разоружили.

— Остальные, войти! Именем закона я требую сдать оружие! — заорал кто-то из жандармов.

Стоящий у двери прапорщик Сечены мгновенно оценив ситуацию, отскочил назад, выхватил пистолет и несколько раз выстрелил. Один из сыщиков упал, схватившись руками за живот. Через пару секунд жандармы открыли ответный огонь, несколько человек выбежало на лестничную клетку, там начался настоящий бой. Все было окутано пороховым дымом и штукатурной пылью. Сеченьи продолжал стрелять лежа, но одна из жандармских пуль перебила ему сонную артерию. Лейтенант Мешшик отскочил вниз и стрелял оттуда, он попал еще в одного сыщика, который растянулся у входа в квартиру. Мешшик отступал вниз.

— Именем закона я приказываю вам сдаться! Иначе мы изрешетим вас! — крикнул высокий жандармский прапорщик по фамилии Козма.

— Офицеры жандармам не сдаются! — ответил лейтенант Мешшик.

Перестрелка продолжалась. Несмотря на неоднократные призывы сложить оружие, лейтенант продолжал отстреливаться, но вскоре был тяжело ранен в живот. Однако, даже согнувшись и прижав руку к животу, продолжал вести огонь. <…>

Сержант Пелешкеи, втащив прапорщика Сеченьи в квартиру, положил его на кушетку и пытался оказать ему помощь. Однако у того кровь хлестала из горла. <…> Тяжело раненный лейтенант Мешшик вполз в квартиру привратника, решив до последнего отбиваться от жандармов, но, расстреляв патроны, потерял сознание. <…>

Получив известие о происшествии, Радо схватил со стола портупею и, крикнув на прощание: «Видите, к чему привели ваши поступки!» — выскочил из комнаты и помчался к дому 29 по улице Андраши. А мы с Белезнаи всю ночь мерзли на скамейке в коридоре… Вскоре мимо нас провели Яноша Киша и Эндре Байчи-Жилински, мы поняли — это конец. Яноша Киша взяли ночью, а Эндре Байчи-Жилински — на рассвете.

С этого момента мы с Белезнаи стали для нилашистов мелкой сошкой, ведь в руки им попала «настоящая дичь». Поэтому нас уже не так тщательно обрабатывали на допросах. Вскоре мы узнали, что всех нас ждет военно-полевой суд и что Салаши якобы сказал, что желает видеть на Вермезё[46] по крайней мере шесть виселиц…

— И все-таки кто же вас выдал? Есть ли у вас на этот счет какие-нибудь догадки?

— Был такой Микулих… Прежде я это имя никогда не слышал. И после описываемых событий долгие годы ничего об этом человеке не знал… Я просто забыл о старшем лейтенанте с такой фамилией… Но теперь, когда я мысленно обращаюсь к событиям на квартире у Тарчаи, где сновало множество жандармских чинов, я вижу какого-то человека в штатском, стоявшего у окна за занавесью. Именно он опознавал нас, когда нас вводили в комнату… Мне тогда еще показалось странным, откуда этот тип меня знает, но размышлять над этим времени не было.

Позднее, когда я, Макай и Реваи, чудом избежав виселицы, попали в тюрьму Шопронкёхид, мы долго ломали головы над тем, как это все могло получиться… Когда и где было неосторожно брошено слово, фраза, названо место встречи… Произошел ли провал случайно или нас кто-то выдал намеренно, провалив организацию? У нас тогда было множество догадок, но теперь это не имеет никакого значения…

Когда мы в июне 1945 года приехали с запада, я имею в виду тех, кто выжил в Шопронкёхиде и вернулся домой, словом, прежде всего нас троих (Алмаши, Реваи и Макай), я стал выяснять, какова судьба Имре Радваньи. Он ведь был связным между нами и коммунистами, поддерживал связь с Дёрдем Палфи и Ласло Шойомом. Он присутствовал и на совещаниях на улице Харшфа… Словом, был в курсе всего, принимал участие во всех переговорах, встречах. Правда, к Тарчаи 22 ноября его не пригласили… как, впрочем, и Кёваго…

В первые дни после ареста меня допрашивал некто Пожгаи, жандармский урядник. Причем этот человек не был жестокой скотиной. Более того, когда однажды он допрашивал меня, сидя напротив, я заметил, как он вроде бы незаметно подталкивает ко мне досье, чтобы я смог прочитать, что написано на обложке. Там было написано следующее: «Дело подполковника Пала Алмаши. Свидетели: Иштван Тот и Имре Радваньи». (Спустя несколько дней Иштван Тот попал в тюрьму на проспекте Маргит.)