— Вот! А трусы — всегда! С самого начала и по сию пору самое востребованное, получается. А с патронами к сожалению не так…
Верно. Я сюда прибыл с мешком бытового мусора. Но трусы были при мне. Да…
— Ахав? — не скрывая любопытства, спросил я — Сосед?
— Сосед — кивнул Апостол — Бывший.
— Умер?
— Хуже. Ушел как-то.
— И не вернулся?
— Сюда — нет. И слава богу. А вот поблизости бродит. Только теперь голышом предпочитает ходить. И светиться начал. Раньше звал его Ахавом. Теперь чаще зову Ахавом Гарпунером. Вернулся он к профессии своей стало быть… посмертно… если это можно назвать смертью.
Произнеся эти запредельно сумасшедшие слова — для любого обычного слушателя — Андрей выжидательно уставился на меня. Я спокойно выдержал его взгляд и добавил:
— Ага. Видел я вашего Ахава Гарпунера. Летающим червям хвосты крутит, энергией напитывает и швыряет их в летящие в небесах кресты.
— Кофе выпьешь? — спросил после секундной паузы Андрей — С сахаром.
— Выпью — улыбнулся я.
— Сигаретой угостить? Или легкие не травишь?
— Не травлю. Но в исключительных случаях позволяю. Так что выкурю одну.
— Какую?
— Что покрепче.
— Редко, но метко?
— Крайне редко и метко.
— Любишь ты поправлять. Точность в словах нравится?
— Как бабушка научила.
— Бабушка плохому не научит. Так чего ты тут высматривал?
— Все и ничего. Знания. Умения. Ты выживаешь тут сколько уже? Судя по обстановке — если крест был твой до падения — ты здесь уже давно. И взялся за дело проживания капитально. И ты преуспел — выжил. Причем живешь не как собака бездомная. И даже не как бомж. А вполне как человек. Вот эти знания мне и нужны — о здешнем специфическом выживании.
— О здешнем специфическом выживании — со вздохом повторил Апостол, открывая другой ящик — И впрямь мудреный ты парень. Но не дурак. А то бывают же люди — говорят слова умные, а сами тупы-ы-ые… Ладно! Давай баш на баш?
— Это как?
— Ты мне свою историю, а я тебе свою. Но только так — с самого начала и до самого этого вот момента.
— С самого начала это…
— Ну скажем поясни чуток автобиографию свою комсомольскую парой слов. Или скорее буржуйскую по словам твоим судя. А там и начинай — как сюда попал и дальше по тексту.
— А ты не парторгом раньше работал?
— А эти то слова откуда знаешь? Они же вроде как вымершие.
— Начитанный.
— Парторгом… нет. Не им. Но я сам из тех времен. Так что?
— Согласен.
— Тогда вот тебе сигарета мужская, вот зажигалка китайская пластиковая, вот пепельница хрустальная. Китайская. Кофе сейчас будет. Растворимый. Бразильский. Или тоже китайский… все у вас там смешалось я погляжу… Начинай историю. Осматривайся свободно. Спрашивай. А я послушаю. И тоже, пожалуй, так уж и быть выкурю сегодня одну сигаретку.
Кивнув, я чуть размял сигарету, глянул на марку и одобрительно хмыкнул. Сигарета мужская. Прима без фильтра.
— А что? Хорошая сигарета. Сан Саныч Мурашко курил? Курил. И других угощал. Вот и ты кури.
— Сан Саныч Мурашко — повторил я, вороша закрома памяти — Ну да. Хотя больше других угощал, а сам предпочитал Мальборо. Так ты сюда не раньше восьмидесятых загремел? Или фильм пересказал кто?
— Ишь догадливый и памятливый какой гость попался… ты сначала свою историю давай.
— Даю — вздохнул я. Щелкнул зажигалкой, сделал первую осторожную затяжку — еще «холодную», одну из двух-трех самых приятных первых — откинулся на спинку самодельного кресла, утвердил на колене хрустальную пепельницу и принялся пересказывать свою историю.
Какой уж раз…
Но рассказывал со старанием. Не пропуская, не ужимая. Я молодой и даже не тупой. Я понимаю — здесь ценятся хорошие и долгие истории. Причем второе их качество — длина — порой наиболее важное.
Но рассказывал со старанием. Не пропуская, не ужимая. Я молодой и даже не тупой. Я понимаю — здесь ценятся хорошие и долгие истории. Причем второе их качество — длина — порой наиболее важное. Повествование вел на автомате — мозгу не требовалось особо напрягаться. Я перечислял лишь свои действия — не привирая, не искажая. Рассказывал честно. А вот про свои мысли, размышления, догадки и прочее, само собой, предпочел скрыть. Равно как и промолчал про скопированные шифры и про странное долголетие замковых жителей, косвенно упомянутое Антипией в книжных заметках. В результате, дав себе такие установки, ведя монолог и неспешно затягиваясь сигаретой, получил возможность пристального изучения чуждого жилища.
Спортзал подтвердил мои догадки касательно осанки и удивительно легких движений старика. Спортсмен. Причем грамотный. Умудрился к своим приблизительно семидесяти пяти-восьмидесяти годам сохранить не только осанку и силы, но еще и суставы сберег. И поясница вроде как у него в порядке. Уверен, что он и сейчас несколько раз подтянуться сможет.