Отмерев в очередной раз, с заиканием и паузами начала уверять, будто не знает сбежавшего от багалыка человека. Вроде бы чужеземец. Нет, не разговаривала с ним. Неожиданно возник на тропе, и не успела ни о чем подумать, как он исчез.
Аймачные стали задавать лукавые вопросы, пытаясь застать девушку врасплох.
– На нем была заячья шапка?
Илинэ на мгновение опустила ресницы. Расчухала хитрость:
– Не помню.
– Сколько ему весен примерно?
– Не могу сказать.
– Не женщина ли переодетая?
– Не успела присмотреться.
Девушка не сумела объяснить, как возле нее в сугробе очутился идол и почему она сказала, что эта ужасная игрушка принадлежит ей. Правдивые глаза, полные слез, все так же были обращены к стене, точно там и находились допросчики. Язык лгал по-прежнему беззастенчиво.
Хорсун вновь ничего не понимал, огорошенный еще и тем, что в чертах Илинэ проглянуло нечто неуловимо знакомое, словно он видел девчонку раньше. Давно… Странное чувство возвращения в зыбкий туман прошлого тревожило и сердило, чудилось чем-то сродни колдовству.
Сандал все время помалкивал, а тут пожелал осведомиться:
– Кто вылепил идола?
Илинэ на миг подняла к жрецу осунувшееся лицо, уронила голову в ладони и разрыдалась.
Тяжкое молчание повисло в кузне, как второй, невидимый потолок. Таяли последние сомнения. Хорсун безнадежно подумал: «Что бы на моем месте предпринял Силис?» Ох, как же не хватало багалыку добродушия и простосердечия друга! Мысль о том, что девчонка подло прикрывает злодея, или впрямь сама приманила к старейшине смерть, вытеснила все мысли.
– На Илинэ нет вины, – внезапно раздался голос шамана Нивани, и аймачные раздраженно переглянулись.
– Есть, – оборвал Хорсун. – Ее вина хотя бы в том, что она говорит ложь.
Старшины дружно закивали: как думает чужак ньгамендри – одно дело, а как сход накажет лгунью – другое.
– Что ты сам, багалык, знаешь о правде? – спросил шаман, чем вызвал сдержанное негодование, но продолжил как ни в чем не бывало: – Правда для большинства из нас, к сожалению, то, что мы полагаем случившимся, поскольку склонны слушать неглубоко и видеть поверхностно, а не то, что произошло на самом деле.
Брови Хорсуна сошлись в неразрывный соболий хвост. Поинтересовался язвительно:
– Если некто столь остр слухом и прозорлив, не поделится ли он плодами собственной чуткости с ущербным большинством?
– Не стану утомлять вас догадками, – отмахнулся неучтивый. – А вот предложение свое выскажу охотно. Существует неплохой, на мой взгляд, способ выявить человека, чьи руки смастерили идола. Нужно немедля отправить кого-нибудь за одной из Хозяек Круга. Неважно, будет это Вторая или Третья. Обе они прекрасно знают почву долины в любом ее месте и могут сказать, откуда была взята глина.
– Там, должно быть, сохранились следы настоящего преступника! – вскочил с лавки Отосут.
– Может, и нет, – развел руками шаман. – Но Хозяйки умеют разговаривать с глиной и дерном. Есть надежда, что земная матерь сама укажет на человека, посмевшего использовать ее священную плоть в коварных целях.
– Добро, – согласился багалык, чувствуя великое облегчение. Медленно уходил, испарялся из сердца жар. – Пусть обе приедут.
Тимир отослал гонцов к горшечницам. Уморенную девчонку покуда оставили в покое.
Почтенные старухи пошептались с шаманом и, проделав над идолом какие-то действия, велели собрать людей. Народ частью разбрелся по домам, частью с пересудами и домыслами болтался по двору кузни, смежному с двором Тимира. Багалыка задело, что с ним Хозяйки не посоветовались, но не стал выказывать обиды – нет так нет. А скоро забыл об этом. В два счета набежала измаянная ожиданием толпа.
Вторая Хозяйка заявила:
– Мы спросили глину, из которой был вылеплен имевший душу, что за мастер не убоялся греха опасного изображения и что за смертоносец погубил одного из лучших людей Элен, либо это одно и то же лицо. Глина дала понять: она хорошо помнит умение лепящих пальцев, помнит и злодейскую руку, воткнувшую в поделку батас. Но человеческая речь не входит в способности мудрой земляной плоти, поэтому мы с шаманом Нивани кое-что придумали. Священная глина вняла нашей просьбе и благосклонно взялась помочь.
Третья Хозяйка опустила идола на небольшой снежный пригорок. Вторая чуть возвысила голос:
– Если среди нас есть этот преступник, он услышит зов слепленной им скудели, и тело его, вопреки сопротивлению разума, испытает неодолимую тягу приблизиться к идолу.
Люди отодвинулись, сжались и затаили дыхание. Каждый в душе опасался: а вдруг глина по ошибке позовет его? Все как один переводили напряженные взгляды от идола к Илинэ. Девушка стояла у двери кузни с поникшей головой, прижав руки к груди, и не шевелилась.
Но тут послышались отдельные возгласы, и по толпе точно рябь пробежала. Люди расступались, торопясь пропустить кого-то. Женщина с растрепанной косой, без шапки, мелкими шажками тронулась к пригорку…
Тимир, пораженный в самое сердце, оборвал себя на полуслове, полу-имени, испуганный собственным голосом:
– Олджу!..