Читаем Перед грозой полностью

– Акулина!– на этот раз она очнулась от громкого голоса сестры. Повела воспаленными красными глазами, ища Анну. Та стояла на пороге дома Подерягиных. А рядом толкались Шурка с Колькой. Девочка испуганно хныкала, не понимая, почему дедушка лежит без движения, а мамка не обнимает ее. Колька совершенно во-взрослому хмурил брови, все больше и больше напоминая отца.

– Родные мои…– проговорила Акулина. Попыталась встать с телеги, но голова пошла вся кругом. Она покачнулась, чуть не упала, но была вовремя подхвачена Гансом.

– Родные…

– Идите в дом!– коротко приказал Анна, подталкивая своих племянников в хату.– нечего тут глазеть. Медленно подошла к телеге, рассматривая свою сестру и ее мертвого свекра.

– нашла все же…– пробормотала она себе под нос. Рывком стянула Подерягина за руки с телеги. Окоченевшие синюшные ноги глухо клацнули о бортик.

– Помоги! Чего стоишь?!– воскликнула она Вилли, без слов понявшему ее. Фриц схватил деда Федора за ноги и потащил в хату. Там они его уложил на пол, накрыв первым попавшимся под руку одеялом. Следом Ганс вел Акулину, что-то говорившую сама себе.

– А с ней что?– кивнула Анна, окинув суровым взглядом сестру и сопровождающих ее немецких солдат. Приложила свою ладонь ко лбу и испуганно отшатнулась. Тело Акули пылало жаром мартеновской печи. Она тяжело дышала, а на лбу выступили крупные капли пота.

– Мамочка!– к ней бросилась Шурка и обхватила ее за ноги, пачкаясь о грязную, измазанную в земле юбку.

– А ну-ка, брысь на печь!– прикрикнула на детей Анна, видя краем глаза, как преодолевая робость и страх перед первой увиденной в своей жизни смертью под полог покрывало, которым был укрыт дед, заглядывает Колька.

– Мы уходим…– Ганс аккуратно положил Акулину на кровать, заботливо поправив растрепавшиеся волосы. Сказал по-немецки, но анна каким-то женским чутьем поняла, что он имел ввиду.

– Идите!– кивнула она, а потом выдавила из себя через силу:

– Спасибо за все!

Жара…Акулина простонала и затихла, потеряв сознание.

– Колька!– из-за занавески на печи выглянул племянник. – Беги к тетке Ленке, возьму с собой Шурку! Побудьте у нее, передайте, что и дед Федька, и Акулина нашлись!

Мальчонка тотчас же спрыгнул с печки и ловко начал одевать капризничающую Александру. Она не понимала. Что происходит, почему мама лежит на кровати? Почему не обняла ее, как обычно? Из-за чего дед Федька молчит и весь в земле изгваздался? Все это было слишком страшно и непонятно для детского организма. Она не хотела и не могла принять то, что называли взрослые суровой правдой, предпочитая оставаться в своем иллюзорном мире.

– Пойдем!– потянул ее за руку Колька, окинув их избу прощальным взглядом. Тетка Анька сидела за столом, обхватив голову руками. У порога лежал померший дед Федька. А мать бредила, бесконечно крутясь на кровати.

Через полчаса избу Подерягиных было не узнать. Калитка широко распахнута. Из дома веет терпким запахом ладан и плавящейся свечи. Во дворе несколько соседских мужиков пытаются выбрать подходящие доски для гроба. На крыльце сидит, тихонько подвывая, их соседка старуха Окулова. Вытирая платком красные воспаленные глаза.

– И что теперь делать?– спросила Анна у своих старших сестер, сидящих рядом с кроватью больной Акулины на стульях. Варвара и Елена прибежали сразу, как только до них добрался Николай с маленькой Шурочкой. Чуть позади них, кое-как одетый и обмытый со свечкой в сложенных на груди руках нашел свой последний покой дед Федька.

– Фельдшера надо б!– предложила Варвара, с тревогой всматриваясь в побледневшее,покрытое испариной лицо младшей сестры.

– Надо бы…Да только, где его взять-то? Немцы все в городе скрылись! Говорят, что наши скоро наступать будут. К обороне готовятся. Мой Винокуров недавно на станции был…– рассказала Елена, смачивая тряпку в холодном ведре с водой и накрывая ее лоб сестры. На секунду глаза Акулины открываются. Она что-то шепчет, но ничего не слышно. Губы отказываются подчиняться ей. Только по их слабому шевелению Анна соображает, что она просит воды.

– Воды ей надо!

– Бегом!– Елена бросается к другому ведру, щедро зачерпывая целый ковш.

– Куда! Куда!– ворчит Варвара.– Не лошадь же поишь!

Опомнившись, Елена переливает воду в металлическую кружку. Потрескавшиеся губы с благодарностью принимают питье.

– Спа…– и Акулина снова теряет сознание, будто и не было этого всплеска активности.

– Так что делать-то? – спросила, в который раз за сегодня уже, Анна.

– Больна она! Лихоманка ее бьет!– произнесла Варвара –самая старшая из сестер.

– А не дай Бог заразная…– подхватила Анна.

– Пусть дети пока у меня поживут! Им с моим Ванькой сподручнее будет перенести все это…– Елена кивнула на пол, где все еще лежал всеми забытый и одинокий мертвый дед Федор – бывший дворянин, кулак, погибший за советскую власть в войне с немцами.– Погодки они все-таки почти…

– А с Акулиной? С Акулей кто будет?– строго спросила Варвара.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза