Перед грозой

– Слишком мало времени, господин комендант. Всего неделя прошла с того момента, как мы овладели данным районом. Для налаживания агентурной сети – это слишком малый срок, но мы работаем. Думаю. Что больше такого не повторится!

– Буду надеяться! Иначе в следующий раз мне может так не повезти,– улыбнулся Бааде, прикуривая,– а как вы смотрите на то, чтобы провести акцию устрашения силами вашего подразделения, чтобы дать нам время создать эту самую агентурную сеть, а, Клаус?

Шпигель замолчал, наморщив лоб, раздумывая над словами коменданта.

– Но кого мы будем устрашать? Если у нас нет никаких данных о пособниках партизан, если само местонахождение их неизвестно?

– А не все ли равно, Клаус?– усмехнулся Бааде.– Или вы верите в то, что хоть кто-то в этом сраном городишке относится к нам по-человечески? Бросьте! Каждый из тех кто здесь остался хочет уничтожить нас! Почему же мы должны хотеть другого?

Губы Шпигеля тронула довольная улыбка. Он наконец понял к чему клонит его начальник. Не надо искать виновных, не надо искать доказательства, достаточно сделать так, чтобы русские были жестоко наказаны за содеянное и впредь думали, перед тем как совершить нечто подобное.

– Совсем необязательно искать виновных в покушении на вас?– озвучил свои мысли в слух Шпигель.

– Именно, мой дорогой! Достаточно провести операцию «возмездие»!

– Это понятно…Это хорошо, господин комендант, – довольно улыбнулся Шпигель,– разрешите приступать?

– Идите, полковник!– махнул целой рукой Бааде.– Идите и сделайте так, чтобы я всю ночь слышал крики русских под своим окном.

За начальником тайной полиции закрылась дверь. Комендант лег поудобнее и закрыл глаза, намериваясь подремать. Все-таки силы его были не беспредельны.

« Партизанское логово »

8

Июнь 1942

Станция была переполнена людьми, почти так же, когда они провожали Петра на фронт. Только люди теперь эти были другие. Крикливые чернявые итальянцы, беспрерывно что-то говорившие на незнакомом языке. Вокруг них плотным кольцом сопровождения выстроились серые мундиры немецких пехотинцев. Они зорко наблюдали за разгрузкой союзников, не опуская оружия.

Вокруг потрепанного авиацией фашистов здания вокзала, обложенного горой из мешков с песком, прогуливался патруль, негромко перекликаясь между собой. Прогудела по Привокзальной площади грузовая машина, протарахтел мотоцикл с коляской. Несколько солдат погрузились в поданный транспорт и уехали куда-то в сторону Раздолья.

Мимо деда Федьки строем промаршировал отряд итальянских карабинеров, распевая на своем чуждом русскому уху языке, что-то бравурное. Медленно и неузнаваемо менялся родной город, превращаясь из советского заштатного городишки, пусть и с узловой станцией, в настоящий немецкий укрепрайон. Вот и флаг на здании вокзала развивался уже не кумачовый, а нацистский со свастикой. Из всех путей, готовых и отремонтированных к приему поездов, занятых было только четыре. На них выгружались итальянцы, несколько рот румын, венгров и немецкой техники. Создавалось ощущение, что оккупанты собираются здесь остаться всерьез и надолго.

Вы то, что здесь забыли…Подумал дед Федька, глядя, как два итальянца, что-то горячо обсуждая, показывают на дореволюционную архитектуру вокзала.

– Тьфу ты!– сплюнул Подерягин на землю и медленно пошел к стихийному рынку, образовавшемуся на Привокзальной площади. Здесь толклось немало народа, который продавал, менял ненужные вещи на картошку, муку и другие продукты питания. В основном стояли тут старухи в потертых платках и домотканых платьях с накинутыми на плечи жилетками. Одна из них, завидев деда Федьку, тут же закричала:

– Сапоги новые, яловые! Подходи! Покупай! Налетай!– с глубоким сожалением, Подерягин – старший прошел мимо, хотя у самого обувь была латаная – перелатаная.

– Тулупчик купи!– твердила вторая.– За ведро картошки отдам! Пусть гнилой…

Дед лишь качал головой и наблюдал за бродящими по рынку немцами. Один из них примерял женский бюстгальтер, а двое других уморительно гоготали над его глупой шуткой.

Зачем он пошел сегодня в город? Наверное, дед и сам себе не смог бы ответить. С тех пор, как в деревню вошли немцы, он не мог поверить, что по его земле вот легко и непринужденно разгуливают захватчики, что мирная жизнь при их приходе не прервалась, ничего не изменилось. Только флаги поменялись, а все остальное стало по-прежнему…Вот, наверное. Чтобы доказать себе обратное, он и отправился в город, ничего не сказав о своем походе Акулине с внуками.