Перед грозой

Увы! Каждый час, каждый день, каждую педелю столь тщательно выстроенный план неизменно оказывался нарушенным и невыполненным. К декабрю, после выхода из семинарии, он должен был наизусть знать «Критерий» и два философских труда Бальмеса [39]. Уже прошло четыре года, а он не разобрался и с первой книгой. Его захватила литература (он прочел все романы Фернана Кабальеро, падре Коломы и Переды [40]), потом увлекся рисунком и живописью (его главное пристрастье), затем — музыкой, позднее — архитектурой: проектами церквей и алтарей. Спустя какое-то время начал писать «Трактат против «законов о реформе» [41], а также комедию, направленную против светской школы и безбожной прессы; наконец, еженедельно, посылал критические статьи против либералов, апологетические опусы и кое-какие «мистические» стихи в редакции «Лa чиспа» и «Эль рехиональ», в Гуадалахару, но эти газеты пока еще не оказали ему честь публикацией его произведений. Он сочинил несколько мистерий, которые были исполнены Дщерями Марии восьмого декабря прошлого года, а теперь пишет «Торжественную мессу». Уже подумывает создать в приходе «Мариинскую конгрегацию». Никто не может выбить из его головы убеждения, что лучшие люди всегда были самоучками; поэтому он забросил учебу в колехио и ежедневно — уже в течение четырех лет — занимается самообразованием по собственному плану. Кто лучше его знает всеобщую и отечественную историю, да еще способен оцепить по-своему любые события? Вот пройдет страстная неделя, он примется писать новую космологическую теорию, которую вынашивает все последние месяцы, а когда в июне от поедет в Гуадалахару, то опубликует том своих стихотворений, а кроме того, пусть дон Амандо де Альба отредактирует его «Оду столетию» [42], — он намерен послать ее в газету «Эль паис» в будущем году, после тщательнейшей ювелирной отделки, чтобы завоевать вечную литературную славу. А уж затем он посвятит все свое время проекту, который станет вершиной его творчества: «Мое суждение относительно Отечественной истории и средств для спасения и благополучия Государства».

Вчера, в вербное воскресенье, он написал стихотворение, воодушевившись процессией с пальмовыми ветвями, и остался им очень доволен, так что сегодня проснулся охваченный душевным подъемом, готовый полностью следовать намеченному плану. Утро было ясным. Как удивительно приятно — доныне он словно не чувствовал этого — опустить руки в воду, освежить лицо! Семь раз он окунул голову в таз с водой. И в церкви ему было легче отдаться размышлениям над избранной им на сей день темой из Евангелия: Иисус в доме Лазаря, в Вифании — композиция всей сцены представилась ему столь отчетливо, что мелькнула мысль сегодня же написать картину иа этот сюжет. Однако и во время благочестивых размышлений, и во время мессы он то и дело отвлекался: ах, эта бесстыжая Микаэла, она все хочет сбить его с пути истинного и в прошлую пятницу, у него дома, вела себя столь непристойно, не такой ли выглядела Магдалина, когда была грешницей? Но в Евангелии говорится и о Марте… Марта, племянница сеньора приходского священника… он, сердясь, прогонял от себя греховные мысли, и душа его легко устремлялась ввысь, преисполненная торжества веры: «Сегодня страстной понедельник, а утро это, должно быть, похоже на то, когда Иисус посетил дом Лазаря в Вифании». Со времени учения в семинарии, а быть может, и еще раньше, наступление страстной недели вызывает в нем какой-то внутренний порыв, который трудно выразить: он жаждет сочинять прекрасные мелодии, писать монументальные фрески, создать большую поэму или коротенькие стихи, которые стали бы перлами мировой литературы. И он сам в этот день снова чувствует себя ловким, веселым юношей, свободным от своих вечных угрызений совести, гордыни, страхов, упадка, неудовлетворенности, от всего того, что мучило его ежедневно. «Сегодня страстной понедельник. Вторник и среда — томящее душу ожидание. Затем четверг неизреченный, утро которого возвещает колокольный перезвон, день отмечается торжественностью, а ночь — мистериями: четверг, который не должен был бы миновать, которому надобно было остановиться на месте, как Солнцу Иисуса Навина».

Луис Гонсага, безмерно счастливый, возвращается домой и — причуды безумца — любезно приветствует прохожих.

— Сегодня страстной понедельник, — говорит он им.

— А завтра вторник, — отвечает ему шутник дон Рефухио.

— А затем наступят среда и четверг — страстной четверг! — восклицает Гонсага, возносясь к небесам своего ликования.

4