— А грязный чего? — при всем своем пьяном виде, взгляд Василя был изучающим и хитрым. Почему-то деду Федьки показалось, что он больше прикидывается пьяным, чем есть на самом деле. И прекрасно видит и его испачканную косоворотку и заляпанные грязью штаны с сапогами.
— Ночь на дворе…Упал в потьмах! Сам знаешь, что нога у меня…
— Ну-ну…Упал значит? — Василь налил себе еще самогона и залпом опрокинул в себя. Выдохнул, занюхивая рукавом кителя.
— Упал! — подтвердил дед Федор, понимая, что Петькин кум вошел уже в такую стадию опьянения, когда все кажется враждебным и подозрительным, а окружающие тебя люди непременно становятся врагами и предателями. — А эти зачем привел? — кивнул он в сторону немцев, плохо понимающих, где они находятся. Один из них периодически что-то вскрикивал на немецком. Подерягину еле удалось разобрать что…
— Russische Partisanen! Offenes Feuer! (Русские партизан! Открыть огонь!) Feuer! (Огонь!)
— Что он бормочет? — кивнул на него Василь. — Кричит чего-то весь вечер…ничего не пойму!
— Говорит, что тут русские партизаны и по ним надо открыть огонь… — напрягся дед Федор, переводя. Когда-то давно он учил немецкий, но это было в другой жизни, Джо революции.
— Ты и немецкий знаешь! — уважительно покивал Полухин. — Иди ко мне переводчиком? Я тебе оклад положу…
— Зачем ты их привел? — повторил свой вопрос Федор, не обращая внимания на пьяный треп кума.
— Жить у тебя будут! — засмеялся бургомистр.
— Кто?
— Они… — махнул рукой в сторону немцев Василь. — А что не так? Боишься чего?
— Чего мне бояться? Сам знаешь, какие у меня непростые отношения с советской властью были…Но баба у меня в доме, кума твоя! При живом-то муже…Что люди скажут?
— А не хрена они не скажут! — рассмеялся Василь. — Скажут, как я решу! Я теперь тут главный! А баба да… — он осоловелым жадным взглядом оглядел статную фигуру Акулины, сидящей тихонько в углу. Причмокнул губами, с трудом повернувшись снова к деду, отводя взгляд.
— Баба хороша…Жаль кумова… А кум где? На фронте…
— Одного приму! Двух и не жди, — грозно посмотрел на пьяного Василя дед.
— Ну и ладно! Поведу к Варьке Чужинихе…А одного возьмешь?
— Сказал же возьму!
— Давай выпьем?
— Хватит, налакался уже…Домой иди! — отрезал дед Федор.
— Я…
— Василь! Василь!
В соседском дворе загавкала собака, срываясь с цепи! Затарахтел мотоцикл! Фара своим желтым искателем попала в окно Подерягиных. Раздались немецкие голоса и топот нескольких ног.
— Кого это на ночь глядя… — еле смог выдавить из себя Федор. Мысль о том, что кто-то заметил их с Говоровым и ребятишками, когда они выбирались из леса, испугала его. Неужели сдали?
— Сидеть! — грозно рыкнул Полухин, с трудом вставая. Его покачивало из стороны в сторону, словно он шел не по ровному дощатому полу, а по качающейся палубе морского лайнера. — Я сам разберусь!
Скрипнула дверь в сенях. Послышались возбужденные немецкие голоса, тараторящие без остановки. Потом женский с надрывом, в котором Федор без труда узнал жену Полухина — толстощекую круглолицую скандальную женщину Марфу Ильиничну:
— Приехали и стучаться! Чуть окно не вынесли мне! Что-то говорят по-своему, а толку? Я ж их языка не понимаю. Кричат, автоматом размахивают. Я им и говорю, пойдем к мужу отведу, а они ни в какую, еле уговорила.
— Die Russen haben die Staffel mit den Italienern gesprengt? Wir mussen eine Zusammenfassung orgaisieren.
— Вот это и твердит все время, дурачок немецкий! — подтвердила его слова Марфа.
Василь протрезвел в одно мгновение. Быстрым шагом вернулся в горницу и спросил у Федора.
— Чего он бормочет? Переведи…
— Die Russen haben die Staffel mit den Italienern gesprengt? Wir mussen eine Zusammenfassung orgaisieren., — беспомощно хлопая глазами проговорил снова фашист.
— Русские подорвали эшелон с итальянцами. Необходимо устроить облаву! — перевел Подерягин, с трудом вспоминая забытый язык из прошлого, которое он хотел забыть навсегда, вычеркнув из своей жизни.
— Черт! — ругнулся Полухин, бросаясь на улицу. За ним торопливо последовал немец. Затарахтел мотор мотоцикла, затихнув через пару минут вдали. Акулина и дед Федор понимающе переглянулись. Старик осмотрел спящее немецкое воинство и недовольно произнес невестке:
— Ложись сегодня с детьми. Утро вечера мудренее…
12
Эрлиха Бааде — коменданта города подняли поздно ночью, когда полная желтая луна на звездном небе проложила узкую дорожку по двору комендатуры. В трубке слышался рассерженный голос итальянского генерала. Который кричал что-то на своем непонятном языке. Разрывая телефонный провод непереносимыми воплями.
— Чертов макаронник! — заорал ему в ответ Бааде, когда Бруно Виери немного успокоился и затих. — говори по-немецки!
— Русские партизаны подорвали эшелон с моими солдатами! К счастью никто из моих доблестных воинов не пострадал!
— Черт! Где это произошло? — быстро спросил Бааде, натягивая мундир, зовя Герхарда из приемной, чтобы он помог ему одеться.
— Недалеко от города…
— Вы уже там, генерал?
— Нет, но собираюсь…
— Будьте так любезны, забрать и меня!