Перебирая наши даты

Мирное население воплем и слезами подтвердило ее слова. Не зная, как поступить, я предложил им занять подвал дома, где мы разместились. И они успокоенные спустились в подвал и стали там размещаться в ожидании властей.

— Герр комиссар, — благодушно сказала мне фрау Фридрих (я носил кожаную куртку). — Мы понимаем, что у солдат есть маленькие потребности. Они готовы, — продолжала фрау Фридрих, — выделить вам несколько женщин помоложе для…

Я не стал продолжать разговор с фрау Фридрих.

Среди немок, разместившихся в подвале, была девушка дивной красоты — Эва — Мария Штром. Утром пришел какой‑то штаб, и особист, проверявший наличие мирного населения, куда‑то увел Эву — Марию…

Догнав передовые части, мы начали действовать вместе с пехотой, наступавшей вдоль шоссе. Наши группы по ночам прихватывали языков, днем же, сменяясь, вели наблюдение.

Немцы под Берлином отчаянно сопротивлялись. Военная машина действовала довольно слаженно до последнего момента, хотя армия состояла наполовину из стариков и мальчишек фольксштурма. Сопротивление их было бессмысленно с точки зрения солдата и фронтового немецкого офицера. Не идея спасения Германии и фюрера владела ими, а только одно желание не сдаться русским и попасть в плен к американцам и англичанам. С этой точки зрения Берлинская битва была не просто добиванием немецкой армии, а грандиозным сражением с двумя замыслами и с переменным успехом в ходе сражения, как это всегда бывает на войне. Это сражение выиграла Советская Армия, и не только потому, что заняла Берлин, но и потому, что заняла его к определенному сроку. Немцам не удалось осуществить свое главное намерение: прикрыть капитуляцию большей части войск перед англо — американцами, сдать им Берлин и создать мощный противовес в Европе нашей силе, что могло бы привести к политическому расколу союзников и, возможно, продолжению войны.

Наша армия в конце Берлинского сражения если не понимала, то ощущала возможность такого варианта. Вариант дальнейшего похода на Европу — война с нынешними союзниками — не казался невероятным ни мне, ни многим из моих однополчан. Военная удача, ощущение победы и непобедимости, не иссякший еще наступательный порыв — все это поддерживало ощущение возможности и выполнимости завоевания Европы. С таким настроением в армии можно было не остановиться в Берлине, если бы реальное соотношение сил было иным и отрезвляющие атомные налеты на Японию не удержали Сталина от дальнейшего наступления.

О том, что подобное намерение у Сталина было, говорит Потсдамский договор, где все границы были установлены временно, вчерне и огнеопасно.

Черчилль, понимая намерение Сталина и зная всю его невыполнимость, пошел на черновой договор. В случае продолжения войны договор этот не имел никакого значения. В случае длительного мира сплачивал Германию с Европой против Востока.

…Но это все было еще впереди. А пока в штабе фронта, видимо, не совсем были удовлетворены темпами операции.

22 апреля приехал полковник Данилюк, начальник войсковой разведки фронта. На мои расспросы о наступлении он недовольно пожал плечами и сказал, что мешают озерные дефиле юго — восточнее Берлина.

Ранее на Зееловских высотах была задержана 8–я армия Чуйкова, сталинградская, которая по парадному замыслу сражения должна была войти в столицу первой и, как учила стратегия, обходом правого фланга немцев.

Наступление же в лоб шло своим чередом, 5–я ударная армия Берзарина неуклонно двигалась к Берлину.

Днем мы размещались вблизи передовой в помещениях, пригодных для укрытия от артиллерийского огня. Как‑то стояли в дверях полуподвала, пережидая очередной минометный обстрел. Мины с промежутками в несколько минут падали в квадратный внутренний дворик, вымощенный кирпичом.

Во двор въехала полуторка. В ее кузове помещалось человек тридцать немецких пленных. Оттуда задом сполз толстый лейтенант с погонами административной службы. По его команде посыпались немцы. Лейтенант неумело построил их в две шеренги и что‑то громко стал объяснять по — немецки.

Мы с недоумением ждали, что их всех накроет очередная мина.

— Эй ты. — выкрикнул один из разведчиков.

Лейтенант обернулся. Это был Сергей Львов, ныне писатель, а тогда переводчик разведотдела. Я за рукав оттащил его в укрытие, на ходу объясняя ситуацию. Едва он скомандовал немцам рассредоточиться, как рядом ухнула мина. Тогда Львов побледнел.

Я объяснил ему, что только дураки стоят там, где рвутся снаряды.

— Но вы тоже стоите, — оправдывался Львов.

— Мы стоим там, куда не падает.

Обнялись. Приятно было на войне встретить знакомого ифлийца. Львов на фронте был недавно и прослыл у шоферов разведотдела человеком отчаянной храбрости — по близорукости и непониманию обстановки пер напролом и не раз мог угодить прямиком на позиции немцев.

Пленных, что привез с собой Львов, ночью мы переправили за передовую. И отпустили восвояси объяснять солдатам, что дело табак и пора сдаваться.