Пепел в песочнице (СИ)

Мой дорогой Макс!

Мальчик, прости, что я так поступила. Не обижайся на меня. Выполни мою последнюю просьбу: закопай меня радом с Джоном. Он лежит за домом. Ты увидишь там свежий холм.

Я надеюсь, что Бог не обидится на меня за то, что я сделала. Я не отчаялась. Просто ты — слишком добрый мальчик, чтобы уйти и бросить меня одну. Ты бы обязательно потащил бы меня с собой. И обязательно попался бы. А я бы умерла вдалеке от моего Джона, и никто бы не догадался привезти меня сюда. К нему.

Я не очень-то верила в Бога, но надеюсь, что он есть и что Он есть Любовь. Сам посуди — на что мне еще надеяться? Так что если тебя не затруднит, прочитай надо мной какую-нибудь молитву. Мне всегда нравились службы в русской церкви, а ты умный мальчик, ты сможешь.

Завещаю тебе все мое имущество в благодарность за все, что ты для меня сделал.

Прощай.

Твоя Маргарет Пенн.

P.S. Спасибо, что похоронил нашего с Джоном сына. Я сама так и не смогла.

Макс выкопал для Маргарет настоящую глубокую могилу. Потом он отнес ее на руках — в отличие от вчерашних покойников, он не боялся и не брезговал к ней прикоснуться.

Крест он сделал, выдернув, и сколотив друг с другом, доски из забора. Прочитал «Отче наш» — других молитв не знал.

Поселок он покинул через два часа, забрав с собой письмо и фотографию Маргарет. Нужно было спешить в Игл.

* * *

На первый взгляд, война совершенно не коснулась Игла. Жизнь шла своим чередом — кипела на рынке, ленилась по окраинам, ездила на автомобилях, ходила пешком. Напивалась в салунах и барах, затаривалась в супермаркетах. Жизнь хотела плевать на смерть и войну, и плевала, пока могла. Но это было так только на первый взгляд. Если присмотреться, то становилось видно, что за бензин и продукты расплачивались не привычными «зелеными», а какими-то бумагами с печатями, очереди были длиннее, машин меньше, а оружия в руках — больше.

Подвозившего Макса парня дважды проверили патрули народной милиции. Проверили своеобразно: попросили документы на машину, осмотрели груз — нет ли продуктов питания и бензина. Обнаружив и то и другое — забрали часть, после чего выдали бумагу с печатью городского совета разрешающую въезд в город.

На Макса никто никакого внимания не обратил — сидит себе человек в машине значит, хозяин машины так хочет. А что хочет хозяин значит, так тому и быть: право собственности — священно и нерушимо. Только плати налоги. Сидит себе какой-то парень и сидит — налоги взяты, можете ехать.

Второй патруль проверил бумагу выданную первым патрулем на подлинность, и в отличие от первых, вторые патрульные задали вопросы о цели посещения города. Узнав, что имеют дело с беженцами, сообщили, что все новоприбывшие обязаны встать на учет в городском совете и показали дорогу. Показали весьма настойчиво: Не сверни мол куда не туда — может получиться плохо. При этом патрульный плечом так повел — показал, что ствол на месте.

«Спасибо, ребята, я понял» подумал Макс и спросил:

— Ребята, вы не знаете, где тут можно найти Стива Арчера? Он друг моего папаши и будет рад известиям.

— Стива Арчера говоришь? Друг папаши говоришь? — мужчина лет сорока — сорока пяти вышел из за спины проверяющего и взявшись за козырек кепи постарался глянуть Максу в глаза — Видно, ты поздний ребенок у своего папаши. Потому как времена, когда полоумный Арчер с кем-то мог подружиться миновали очень давно. Думаю, что еще в Средние Века. Он не очень-то милый человек. Но если тебе не дорога жизнь, можешь после того как зарегистрируешься поискать его во-о-он там! — приподнявшись на цыпочки, милиционер показал Максиму на дальний домишко стоящий на холме за городом. — Он живет там. Если он еще не успел надраться, то у тебя есть шанс, что он тебя не пристрелит.

— Ну, может быть, мне удастся найти с ним общий язык? Как вы думаете?

— Не уверен, что ты сможешь подойти к нему на такое расстояние, чтобы он что-то услышал. Но если ты так хочешь покормить местных белок — пожалуйста.

С этими словами мужчина развернулся к Максу спиной и направился куда-то в сторону, очевидно считая беседу исчерпавшей себя.

— Спасибо. — Макс помялся и обратился к проверявшему, — А при чем тут белки?