Пепел в песочнице (СИ)

Набросав сверху холмик, он воткнул лопату в ногах. Распятия в доме он не видел и не знал, верующие ли были эти люди или нет. А если верующие, кто? Католики? Протестанты?

Поэтому Максим свел молитву к минимуму — перекрестился и сказал:

— Упокой, Господи.

— Молодец, мальчик!

От неожиданности Максим подпрыгнул на месте и заозирался вокруг в поисках источника голоса.

— Да, ты не бойся…

Из за угла дома вышел темный силуэт и стал медленно приближаться. Пистолет лежал далеко — быстро не допрыгнешь, и Максим не был уверен, что незнакомец позволит ему безнаказанно прыгать за пистолетами. Он стоял, разведя руки в стороны и мучительно соображая, что же сейчас делать.

— Не волнуйся, мальчик. Если бы я хотела тебя застрелить — давно бы застрелила.

По голосу и по все четче видимым деталям приближающейся фигуры Максим понял, что перед ним старая, очень старая женщина. Вооруженная старая женщина.

— Я хорошо стреляю.

Она, наконец, подошла, оперлась на длинное ружье как на клюку и посмотрела Максиму в глаза снизу вверх своими когда-то голубыми, а теперь выцветшими в светло-серый с прожилками оставшегося голубого глазами.

— Русский?

— Мэм, я… — Максим растерянно развел руками.

— Не ври, мальчик. — Старуха глянула исподлобья, — Не порть впечатление. Я не глухая. Ты молился по-русски.

— Я русский.

— Мне кажется мальчик, что ты не из местных. Не из местных русских я имею в виду.

— А тут есть русские? — Максим решил играть в открытую. Старуха ему нравилась. Ну, или почти в открытую.

— Были, мальчик. Целая община русских была. Церковь русская. Кого-то увезли, кто-то смог убежать. Но тебя с ними не перепутаешь. Местные русские так не одеваются. Местные любят свою одежду — такие рубашки вышитые… забавные. И акцента у них почти нет. Я когда была молодая, чуть за одного вашего замуж не вышла. — голос старухи стал тихим, ровным, почти распевным. — Сильно его любила. Красивый был. Не сложилось у нас. Оно и к лучшему, конечно.

— А почему не сложилось?

— Порядки у нас разные. У них в общине порядки жестокие были. И красавец мой этими порядками с детства изувечен был. Любить не умел. Говорил о Боге, о матушке-России, а потом обязательно о том, что вся Земля в ереси, кругом еретики, и только кровью ересь эту смыть можно. Все о войне с Россией мечтал. Их так всех там учили — не столько любить друг друга, сколько ненавидеть всех, кто не такие как они. На том и жили. На ненависти. Испугалась я их. Вышла замуж за другого — за нашего. Вот похоронила его позавчера. Моего Джона.

— Соболезную.

— Верю. Тебе трудно не верить, мальчик. Разве человек, у которого нет сочувствия, стал бы хоронить незнакомых ему людей только из благодарности за кров?

— Я не из благодарности.

Старуха махнула рукой:

— Это все равно. Ты куда направляешься?

— Хочу попасть домой.

— Я тоже, мальчик. Я тоже.

* * *

Маргарет, так звали старуху, пригласила Максима в гости. К дому она ковыляла с трудом, опираясь на свое огромное ружье. Дома, она поставила орудие, ружьем этот агрегат назвать было невозможно, в угол и с помощью Максима добредя до кресла, тяжело опустилась в него. Кресло тихо скрипнуло под тяжестью ее тела. Маргарет была очень-очень стара.

— Мальчик, если хочешь выпить, то за моей спиной в баре стоит неплохой виски. Еще мой Джон покупал. Мой Джон любил хороший виски. Он становился после него такой шалопай. — старуха улыбнулась чему-то своему. — Нет, алкоголиком он не был. Он был молодец, мой Джон. Он был настоящим мужчиной. Хочешь есть?

Максим особо есть не хотел, но отказаться почему-то не посмел — кивнул.

Уминая кусок вчерашнего пирога с печенкой, и отхлебывая виски из большого толстодонного стакана, Максим почувствовал, что к нему начинает возвращаться, утраченное было на время, чувство уюта.

«Странно, что не предлагает попарится в баньке» подумал Максим «По сюжету самое время. Или это я должен просить в баньку истопить? Как это там было?»

— Чему улыбаешься, мальчик? Кстати, можешь и мне плеснуть немного.

— Да, ничего особенного. — Максим резким движением отвинтил пробку и налил в стакан Маргарет. — В русском фольклоре есть такой постоянный сюжет: главный герой, Иван-дурак или Иван-царевич, попадает в izbushku к Babe-Yage с костяной ногой. Она его хочет съесть, но он уговаривает ее его напоить, накормить и даже истопить ему баню. А в конце концов она дарит ему какой-нибудь волшебный предмет.

— Похоже на Элиссон Гросс. Только у нее нет костяной ноги и она ничего не дарит. Просто ест. — старуха улыбнулась. — Не бойся, мальчик. Я тебя не съем. А почему у нее костяная нога?

— Считается, что Баба Яга — пережиток культа мертвых — страж между миром живых и потусторонним миром. Она сама как бы наполовину жива, а наполовину мертва. Вот одна нога у нее и костяная.

— Какая замечательная женщина. Да. — Маргарет снова улыбнулась. Теперь ее лицо было видно намного лучше. Белая кожа, светло-голубые водянистые глаза, челюсть, ушедшая чуть назад от долгого использования правильного английского языка. — Очень похоже. Очень похоже на меня.

— Вы работали учителем? Английский язык и английская литература? Да?