Кельсер вернулся в общую комнату, отвел Доксона в сторону и тихо заговорил с ним о чем-то. Вин хотела подобраться поближе, но Сэйзед остановил ее, положив руку на плечо.
— Госпожа Вин, — неодобрительно произнес он, — если бы мастер Кельсер желал, чтобы мы слышали разговор, он вполне мог бы говорить достаточно громко.
Вин бросила на террисийца злой взгляд. Потом потянулась мыслью внутрь себя и воспламенила олово.
От внезапно усилившейся вони она пошатнулась. Теперь она различала дыхание Сэйзеда. В комнате уже не было темно, — наоборот, от ослепительного света двух фонарей у Вин заслезились глаза. Ей стало трудно дышать в тяжелом, застоявшемся воздухе.
Зато она отчетливо услышала голос Доксона:
— …пару раз ходили проверить, как ты и просил. Ты найдешь его через три улицы к западу от перекрестка Четырех Колодцев.
Кельсер кивнул.
— Хэм! — позвал он громко, заставив Вин подпрыгнуть на месте.
Сэйзед недовольно посмотрел на нее, качая головой.
«Он что-то знает об алломантии, — подумала Вин, правильно поняв выражение лица хранителя. — И догадался, что я сделала».
— Да, Кел? — откликнулся Хэм, выглядывая из задней комнаты.
— Забирай всех и возвращайтесь в лавку, — приказал Кельсер. — И будьте осторожны.
— Будем, не сомневайся, — пообещал Хэм.
Вин жалобно посмотрела на Кельсера, но ей пришлось покинуть берлогу вместе с Сэйзедом и Доксоном.
«Надо было забрать экипаж, — думал Кельсер, недовольный тем, что приходится идти пешком, медленно. — Остальные вполне могли прогуляться до лавки».
Он бы с удовольствием воспламенил сталь и помчался гигантскими прыжками, вот только как при этом остаться незамеченным, если на улице день и толпа народа?
Кельсер поглубже надвинул шляпу. Гуляющий пешком вельможа никого не удивлял, особенно в деловом районе, где смешались удачливые скаа и неудачливые аристократы. Впрочем, и те и другие делали вид, что не замечают друг друга.
«Терпение и еще раз терпение. Скорость значения не имеет. Если они узнали о нем, он все равно уже покойник».
Кельсер вышел на большую площадь, от которой отходили четыре улицы. На каждом из углов был сооружен колодец, а в центре площади бил фонтан, украшенный массивной медной фигурой, позеленевшей от времени и почерневшей от сажи. Статуя изображала Вседержителя в торжественной позе, облаченного в латы и плащ. Он как бы попирал ногами Бездну, затаившуюся в воде.
Кельсер прошел мимо фонтана. На поверхности воды плавали хлопья недавно выпавшего пепла. С тротуаров вслед ему неслись жалобные голоса — попрошайки мастерски балансировали на грани, за которой их просьбы о помощи вызывали бы не сострадание, а раздражение. Вседержитель с трудом терпел их; попрошайничать дозволялось только тем скаа, на чью долю выпали тяжелые увечья. Однако даже этой жалкой жизни позавидовали бы скаа, трудившиеся на плантациях.
Кельсер бросил им несколько монеток, не заботясь, что привлекает к себе излишнее внимание, и пошел дальше. Миновав три поперечные улицы, он оказался на другой площади, гораздо меньшей. На ней тоже сидели попрошайки, но тут не было ни фонтана в центре, ни колодцев, поэтому прохожие сюда не забредали.
Здешние попрошайки выглядели еще хуже: это были несчастные, которым не хватало сил, чтобы отбить для себя место на главной площади. Бледные от недоедания дети и потрепанные годами взрослые боязливо взывали к прохожим. Мужчины, у которых недоставало двух или более конечностей, прятались по углам, и их перепачканные золой и сажей фигуры были почти неразличимы в тени.
Кельсер машинально потянулся к кошельку.
«Осторожнее, — спохватившись, мысленно предостерег он себя. — Ты не можешь спасти их всех; во всяком случае, деньгами тут не поможешь. Их время настанет, когда рухнет Последняя империя».
Не обращая внимания на жалобные призывы, он изучал грязные лица. Он лишь мельком видел Камона, но думал, что узнает его. Однако ни один из здешних попрошаек не походил на бывшего главаря ни лицом, ни комплекцией — ведь Камон, даже проголодав несколько недель, должен был сохранить следы былой упитанности.
«Здесь его нет», — разочарованно подумал Кельсер.
Кельсер в свое время приказал Милеву отправить Камона к попрошайкам, и его приказ был выполнен. Доксон сам присмотрел за этим.
Отсутствие Камона на площади могло означать и то, что он нашел себе местечко получше, и то, что его отыскало братство. Кельсер несколько мгновений стоял на месте, прислушиваясь к нытью нищих. С неба посыпались хлопья пепла.
Что-то было не так. Кельсер обратил внимание, что на северном углу перекрестка никто не сидит. Кельсер осторожно воспламенил олово — и сразу уловил в воздухе запах крови.
Он сбросил башмаки, снял ремень. За ними последовала застежка плаща — дорогая фибула упала на камни мостовой. Теперь на теле Кельсера металла осталось не много — только монеты в кошельке. Он сгреб в ладонь несколько монет и осторожно двинулся вперед, оставив попрошайкам ненужные предметы одежды.