Пепел и пыль

Слишком все хорошо. Я еще помню, как внутренний страж бесновался на церемонии. Значит, угроза не миновала. К тому же страж уже не раз поднимал тревогу в последний момент.

Граф вслед за бароном снова занимает место рядом со мной – не разбивать же линию, не оставлять же меня одного посреди зала. А я вдруг чувствую легкое, но неприятное покалывание в затылке.

Император отвернулся, что-то говоря супруге. Видимо, что-то смешное – на губах Альтеи появляется вежливая улыбка. Пользуясь моментом, оглядываюсь.

Демон меня пережуй, в зале еще один человек, которого я до сих пор не видел! И это не просто придворный или военный, это маг. Судя по реакции окружающих, они его наблюдают. Конечно, те, кто не стоит к нему спиной, как я до этого момента. И воспринимают совершенно спокойно. Личный маг императора? Почему нет? У какого-то графа Урмарена имеется, значит, и у его повелителя должен быть, причем куда более сильный. Интересно, а он может, из своего угла не выходя, сказать мне что-нибудь на ушко?

Таннер, не отвлекайся. Маг, конечно, идеальная кандидатура на роль «стрелка», но будь это правдой, заговорщики обошлись бы без тебя.

Страж, кажется, понял, что некрасиво дрыхнуть, пока хозяин нервничает. Напрягся. Но сигнала пока не подает. Император поворачивается ко мне, делает шаг, церемониймейстер выгавкивает мое – все еще мое – имя, граф и барон почти одновременно пихают меня в бока. Иди, мол.

– Значит, вот вы какой, Шай Таннер, – Антар, улыбаясь протягивает мне руку, – или как вас называть?

– Учитывая, что в разговоре сейчас участвуем лишь мы двое, вы, ваше величество, можете никак меня не называть. Или любым именем. Но я, пожалуй, пока побуду Таннером.

– Замечательно. Я ведь не просто так спросил. Граф Урмарен ходатайствовал о награждении вас орденом и возведении во дворянство. И я считаю его аргументы в высшей степени убедительными. Но граф был откровенен со мной до конца, и я согласен с ним, что есть одна загвоздка: нигде в империи не отмечено рождение человека по имени Шай Таннер. Он вроде как и не жил никогда, если не считать нескольких последних месяцев… Как же мне быть?

– Даже не знаю, ваше величество, – вежливо улыбнувшись, искренне пожимаю плечами. – Может, и не награждать никого… Если некого?

Антар смеется, машет министрам, потом делает не очень понятный жест, адресованный, впрочем, не мне, а кому-то за моей спиной. Хочется обернуться, но нельзя. Слышно, как открывается и закрывается дверь.

Повинуясь воле монарха, к нам приближаются Легрелен и министр двора. Два маркиза вместе представляют довольно комичное зрелище. Легрелен – как отощавший суслик рядом с набившим щеки хомяком. Но если не отвлекаться на забавные ассоциации, то глава Коронной палаты выглядит торжественно-невозмутимым, Сенгир вроде бы тоже… Почему мне так не нравятся его глаза?

Страж бахает сразу во все колокола, до которых может дотянуться, в глазах темнеет.

Вроде лишь на мгновение перестал видеть, а Сенгир внезапно оказывается всего лишь в шаге от меня. Легрелен чуть в стороне, протягивает императору футляр… Лицо министра двора вдруг искажается в злобной гримасе, он шепчет какую-то абракадабру. Не разбираю ни слова, но в моей голове словно что-то щелкает, потом я вижу картинку. Точнее, серию картинок, быстро сменяющих друг друга. Грубые – даже не контуры – штрихи. В пещере с «потолка» падает свернувшаяся кольцом змея, раскручивается и стремительно ползет к сосуду. Она не знает, что сосуд пуст.

А вот до Сенгира смысл аллегории доходит быстрее, чем я успеваю повернуться к нему. Маркиз с неожиданной для его возраста и телосложения быстротой и ловкостью выхватывает из кобуры оказавшегося слишком близко адъютанта револьвер, попутно сбивает с ног ошарашенного Легрелена, отбрасывая его на ближайшего из телохранителей. Слышится щелчок взведенного курка… Император успевает лишь обозначить движение, в тщетной надежде защитить сына…

Простите, граф Урмарен, вам некого будет допрашивать.

Сгусток смертоносной тьмы, предназначавшийся обоим Антарам, врезается в грудь Сенгира, словно расплавленное масло в кусок хлеба – врываясь внутрь тела и одновременно растекаясь по его поверхности. Следом туда впечатывается каблук моего ботинка, безжалостно сминая дорогую ткань. Окружающие – за исключением, может быть, мага – видят лишь этот удар. Выстрел, уходящая куда-то в сторону пуля. Еще один выстрел, визг рикошета. Тем временем глаза уже мертвеца застывают раскрытыми от ужаса и чего-то непередаваемого, и каменеющее на лету тело с грохотом рушится на мраморный пол. Револьвер все еще зажат в его руке. Мне она почему-то кажется почерневшей.

И это последнее, что я вижу. Несколько мгновений словно выжигают меня дотла. Как тряпичная кукла, из которой вдруг выдернули прутики, заменяющие скелет, мешком оседаю рядом с мертвым министром, стремительно проваливаясь в темноту. Топот, крики и клацанье затворов растворяются в беззвучии быстрее, чем считаешь до двух.