Пепел и пыль

Карета снова пересекает границу Кардеи – правда, уже по другому мосту, гораздо западнее первого. У отца довольный вид. Мое врастание в шкуру Сайнела продвигается успешнее, чем он ожидал. Ренея приняла меня безоговорочно. И даже ее муж, не производивший впечатление человека, страдающего чрезмерной доверчивостью, поверил, хоть и не раз повторил, что история совершенно невероятная. Но меня лично больше всего поразило то, что я легко нашел общий язык с племянниками, а ведь это были первые дети, с которыми мне пришлось общаться так близко за все эти месяцы.

Барон тоже это заметил и в конце концов сказал, когда никого не было рядом:

– Мне все труднее осознавать, что ты не мой родной сын. Я даже не уверен в том, что мой сын, не случись всего того, что случилось, вел бы себя достойнее.

– Отец…

– Нет, не говори ничего. Ты теперь мой сын.

– Я… – словно ком застрял в горле – … не знаю другого отца, кроме тебя.

Он молча обнял меня. И больше мы об этом не говорили.

Часть 8 Те же и кое-кто еще

Снова в пути. Снова ветра и дожди.

Солнце в закате привычно меняет цвет.

Снова идти – за ответом,

Которого, может быть, нет.

Желтые листья прильнули к холодной земле.

Небо кажется сделанным из стекла.

И каменеет оставленный кем-то след.

Как же хочется хоть немного тепла…

Дорога до замка заняла у нас больше недели – впрочем, в немалой степени потому, что не раз мы ночевали не в гостиницах или на постоялых дворах, а у старых друзей барона, когда-то с ним служивших. У меня тоже появились друзья – их сыновья. Чему наши старики были несказанно рады.

Но любая дорога рано или поздно заканчивается. И вот уже над лесом виднеются острые шпили высоких башен.

Замок Танор. Родовое гнездо Таноренов.

– Как пусто было здесь последние семь лет, – негромко говорит отец, когда карета останавливается посреди двора, окруженного древними стенами. – С тех пор, как…

Он замолкает. Я понимаю, почему. Одно дело – сделать выбор и признать меня сыном, другое – назвать моей матерью женщину, которую я никогда не видел.

– Покажи мне, где она похоронена, – говорю я. Неожиданно даже для самого себя. Он молча кивает. И, жестом остановив шагнувшего к нам управляющего, ведет в какую-то арку.

Наш путь заканчивается в глубоком склепе. Здесь лежат страшно себе представить сколько поколений Таноренов. Но нам нужен только один гроб.

– Здесь. – Отец останавливается у одной из ниш.

Опускаюсь на колени и, прислонившись лбом к холодному боку гроба, мысленно обращаюсь к женщине, чьи останки заключены внутри него.

«Я не знаю, кто я, и не знаю вас. Я не знаю, кто мои родители и где я жил прежде. Но я могу скрасить остаток жизни вашего мужа, став ему сыном, и прошу вашего согласия на это».

Не знаю, зачем я это делаю. Здесь нет ничего, кроме прохлады и тишины. Барон стоит позади меня, печально склонив голову.

И вдруг словно слабый ток воздуха касается моего лба. Теплого воздуха. Будто женская рука гладит волосы. И я, кажется, понимаю, что это значит. Мысленно шепчу слова благодарности. Поднимаюсь и делаю шаг к выходу.

– Пойдем, отец. Нас ждут живые.

– Ты… говорил с ней? – почти шепчет он, прочитав что-то на моем лице.

И что ему ответить? Ведь она, по сути, ничего не сказала. Лишь выразила свое отношение.

– Нет. Но, по-моему, она признала меня.

– Сай… А если ты и в самом деле мой родной сын? Мне, может, легче обмануться – я этого хочу, я старый человек, уставший от одиночества… Но душу матери обмануть, наверное, нельзя…

– Я не знаю, отец. Я не знаю… Я не услышал никаких слов. Не ощутил ничего в себе. Но почувствовал, что она меня приняла.

Мы выходим обратно, – туда, где нас ждут Мерстен и местный управитель Арховен – крепкий дядька лет шестидесяти, чем-то напоминающий Хальда Барена, только серьезный, без тени улыбки на лице, и совершенно лысый. За время нашего отсутствия к ним и прочим встречающим прибавился седой старик с посохом, в плаще, сильно смахивающем на принятые у магов.

А я-то думал, что… Зря думал, выходит.

Впрочем, возраст мага – а выглядел он, самое меньшее, на все сто с хорошим таким хвостиком – многое объяснял. Старик, скорее всего, отошел от дел еще до войны, да и замок не покидал с тех же времен. И, похоже, не имел ни ученика, ни преемника. Отец ни разу о нем не упоминал. Интересно – почему?

Наши взгляды встретились.

И в его глазах едва заметно светилось – за вежливым почтением пополам со смертельной усталостью – любопытство. А ведь старик должен был знать юного Сайнела, если… Ладно, еще одного посвященного в тайну можно потерпеть. Едва не сказал – переживу, но с некоторых пор я воздерживался от подобных фразочек.