Пепел

Маленькая севежская армия, состоявшая из одной конницы, в походном строю двинулась под командой воеводского ротмистра Менцинского на Ченстохоз, Белхатов, Бжезины…

По дороге встречались небольшие конные и пешие отряды, которые направлялись к Ловичу из Велюнской земли под командой Стоковского, из Серадза под командой Липского, из Калиша под командой Яна Глищинского. Тридцать первого декабря, под вечер, севежские отряды вступили в долину Бзуры. Вдали, на расстоянии примерно двух миль, они увидели башни ловичского собора. Краковский полк, переправившись через реку, вступил в город; но около старой ратуши, где помещался генеральный штаб, была такая давка, что кавалеристам пришлось убраться несолоно хлебавши и искать убежища в Братковицком предместье. Продрогшие солдаты развели только по указанным конюшням своих коней, кое-как обрядили их и тут же легли спать.

На следующий день, с самого рассвета, войска стали готовиться к выступлению. Место сбора было назначено на ловичском военном плацу. Еще не было десяти часов, когда с музыкой стали стягиваться к плацу отдельные полки. Почетное звание первого полка получил сформированный генералом Немоевским в Гнезно и Рогозно конный полк под командой только что произведенного в полковники Яна Домбровского (сына). При кликах народа подошли части, сформированные Валентием Скужевским и Бернацким. Неблестящим было вооружение этих войск. Добыли его главным образом в ченстоховском арсенале. Ружья были не заряжены, не хватало пуль, снарядов, кремней. Зато сабель и пик было сколько угодно. Но зрителей воодушевляли порядок и дисциплина при развертывании строя, красота, бодрость, живописность и сила, которой дышали фигуры молодежи. Часов в десять конница в составе шести тысяч человек, или без малого три полка по шесть двуротных эскадронов в полку, построилась в сомкнутое каре. Впереди каре был виден открытый шатер с походным алтарем.

Со стороны города послышались крики толпы.

Все кавалеристы как один повернули в ту сторону головы. Цедро и Ольбромский, которые стояли рядом в строю, привстав на стременах, напрягли зрение. Сердца у них, как и у всех, перестали биться.

Окруженный генералами и адъютантами, между двумя живыми стенами въехал на плац Ян Генрик Домбровский. Темно-гнедой конь тяжело ступал под его грузным корпусом. Генерал окидывал взглядом строй, и взор его сиял неизъяснимой радостью.

В молчании он тяжело слез с коня. Подошел к шатру. В другом месте тут же расступились колонны, и в шатер вошли два офицера: Роман Матусевич, адъютант-майор кавалерии, и Юзеф Любенецкий, ротмистр. На пунцовой подушке первый нес саблю короля Яна Собеского, добытую польскими легионами в Лоретто, второй – булаву гетмана Чарнецкого.

За главнокомандующим следовал его штаб, только что назначенный Наполеоном: Мавриций Гауке, полковник, когда-то один из руководителей саперных работ в Мантуе на Сан-Джорджо, а теперь начальник штаба, за ним Тремо, подполковник и полевой адъютант, далее Пакош, Вейсенгоф, Годебский и Цедровский, подполковники-адъютанты: Юзеф Гауке, Анджей Штосе, Леттов, Янковский, Бергонзони, Станислав и Юзеф Денхоф.

Начался походный молебен. В молчании слушали его войска. Когда молебен окончился, генералитет и высшие офицеры поспешили к шатру. Нарушая порядок, кавалеристы привстали на стременах. Обернувшись лицом к войскам, главнокомандующий начал речь:

– Воины! Счастливейшим во всей моей жизни я считаю тот день, когда после двенадцати лет разлуки я вновь с вами, мои соотечественники, когда я могу обозреть сладостные плоды моих трудов, предпринятых в чужом краю для поддержания у поляков духа мужества. Я щедро вознагражден небесами, ибо вы, соплеменники, увидели теперь, что я не тешил вас пустыми надеждами. Тысяча восемьсот. седьмой год, когда каждый из вас пробуждается к жизни…

Цедро изо всех сил сжал руку товарища и не отпускал ее до конца речи. Но вот оба они увидели, как генералитет по старшинству стал подходить к присяге. Подняв вверх три пальца правой руки, а левую держа на булаве Чарнецкого, генералы торжественно повторяли слова присяги.

По данному знаку войска подняли вверх оружие.

К морю

Около трех недель отряды всеобщего ополчения простояли в Ловиче. Из них формировали корпуса, и ополченцы шумели, горячо обсуждая даже вопрос о главнокомандующем. Правда, в дни, когда войска принимали присягу, звание главнокомандующего носил Домбровский, но гулял слушок о том, что командовать армией будет князь Юзеф Понятовский,[456] который решился, наконец, стать на сторону Наполеона и принять участие в его делах. Тем временем войска, сосредоточенные в Ловиче, были кое-как разбиты на пехотные и артиллерийские полки, из которых, по плану Домбровского, главнокомандующего de facto,[457] стали формировать легионы. Познанские отряды уже составили лучше всего организованный первый легион. В него входили четыре пехотных и. один кавалерийский полк и несколько орудий.