Пепел

— Мне ты можешь соврать, но сможешь ли ты соврать Всевышнему? Вот Коран, смотри. Я буду выдирать по странице и спрашивать тебя, где караван. Если ты не признаешься, я разорву весь Коран, и ты, не помешавший мне это сделать, попадешь к чертям в ад. Будешь отвергнут Всевышним. Смотри! — майор рванул страницу Корана, где зеленой вязью, похожей на плетение тонких стеблей, были начертаны священные тексты. Страница вылетела из книги, и он кинул ее на лицо пленному. Тот тонко вскрикнул, стал целовать страницу.

— Пощади, господин, не знаю ни про какой караван!

— Поклянись Всевышним. Он слушает тебя, — майор вырвал вторую страницу, кинул на пол и стал топтать.

Пленный истошно застонал, забился, словно через него опять пропустили электрический ток.

— Я скажу, господин. Я все скажу. Караван придет завтра к вечеру. Выйдет из пустыни у колодца Арби.

Майор опустил книгу на пол, устало провел рукой по лбу. А Суздальцев вдруг вспомнил — словно кто-то послал ему это воспоминание, — темную землю на берегу прохладной реки, спустившиеся к воде ветки и нежную голубую незабудку с золотой сердцевиной, на которую молился, как на крохотную икону. Любил весь белый свет — плеснувшую в воде рыбу, пролетевшую над рекой птицу, высокое серебристое облако, из которого следили за ним чьи-то любящие дорогие глаза…

— Давай по порядку, — майор сел в изголовье у пленного. — У какого, говоришь, ты колодца? Где колодец Арби?..

Суздальцев лежал под полотняным пологом, не в силах понять, что должно случиться в его жизни, какие произойти перемены, чтобы он переместился из-под этого полотняного деревенского полога, пахнущего сухой травой, в тот зловонный железный контейнер, врытый в неведомую землю, в неведомой стране, где он станет терзать и мучить людей.

Глава 18

Завершалось лето. Стояли теплые тихие дни августа. Белесые опушки звенели от бесконечного пения кузнечиков, которые неумолчно передавали друг другу весть о близком завершении лета, о неизбежных холодах и жестоких ливнях. И хотелось продлить это чудесное пребывание среди тихих трав и теплых деревьев. Иногда шли тихие затяжные дожди, когда в лесу все шелестело, блестело, благоухало. Начинало пахнуть грибами, и вдруг в траве среди темно-зеленых осин возникало диво — чудесный гриб на сизой, чуть изогнутой ножке, с малиново-красной шляпкой. Царил среди поникшей травы, слипшихся лесных колокольчиков. Петр сжимал его твердую ножку, гриб отламывался от земли, — и как чудесно было прижимать к губам его замшевую шляпку, целовать его сизую, как черненое серебро, ножку! Класть на дно корзинки, где он начинал тонко и драгоценно светиться.

Суздальцев бродил по лесам, промокая насквозь, с хлюпающими башмаками. Грибы появлялись перед ним тогда, когда он вымаливал их у шелестящего дождем леса. Сыроежки, розовые, желтые, малиновые с загнутыми вверх краями, похожие на разноцветные блюдца, в которых блестела вода. Подберезовики, коричневые, с кожаными головами, с серыми губчатыми изнанками, пропитанными водой. Скользкие рыжики с зеленоватыми разводами и млечным, выступавшим из сломанных ножек соком. Лисички, милые, трогательные, разбегавшиеся веселыми стайками по черной опавшей хвое. И внезапно возникавший, царственный, богатырски плечистый, на маслянисто-белой ноге, со стеклянно-коричневой головой — боровик. Один господствовал на лесной поляне среди малиновых гераней и мелких лесных ромашек.

Однажды Суздальцев вышел на поляну, над которой стояло непреходящее дождевое облако. Шел мелкий, теплый дождь. Все притаилось, чуть слышно шелестело, дышало. Он вдруг увидел, как у самого башмака из мелкой травы смотрит народившийся белый гриб, глянцевитый, как открывшийся в земле глаз. Рядом, едва он шагнул, из земли смотрело на него другое, блестящее око. Еще через шаг — третье, четвертое… Казалось, в земле один за другим открываются глаза. Земля смотрит. Поляна живая, глазастая. Земля плодоносит, и повсюду среди низких папоротников и ржавой травы открываются глаза, смотрят на него со всех сторон, узнают его, радостно изумляются его появлению. Он снял башмаки и шел по поляне, боясь наступить на эти глаза. Не ломал грибы, чувствуя великую тайну плодоношения, которую ему открывала природа.