— Разворачивайся и дуй в Мартюшино. Вези народ, а мы тут от бора огонь отсечем.
Грузовик укатил, а они бежали, спотыкаясь о кочки, к серебристо-коричневым, почти лишенным зеленой хвои посадкам, из которых исходил сужавшийся клин. Тянулся вдоль луга к бору, с красными высоченными соснами, с туманной синевой вершин, которые, казалось, уже начинали дымиться.
Их было шестеро. Трое из них — Капралов, Кондратьев и Ратников — стали рубить молодые елки, вгрызаясь в их хрустящую путаницу. Подныривали под сухие ветки, ударяя топорами в стволы. Срубленные деревья они оттаскивали назад, освобождая пустой коридор, стараясь отсечь посадки от бора. Другие трое, и вместе с ними Суздальцев, орудовали лопатами. Рыли противопожарную борозду, расширяя защитное пространство между приближающимся пожаром и туманно-красным бором.
Звенели топоры, хрустели падающие елки. Лопаты врезались в серую сухую землю, рассекая корни, сдирая слой сизого лишайника и кусты глянцевитой брусники. Суздальцев орудовал лопатой, вонзая острие в землю, глядя на близкие посадки. Пожар еще не был виден, но его приближение оповещал отдаленный гул и начавшийся ветер, дувший прямо из чащи, несущий сладковатый самоварный дым.
Лесники работали надрывно, яростно, как единая артель, понимавшая смысл своей неистовой работы. Суздальцев поспевал за ними, мускулы его дрожали от напряжения, лопата с треском перерубала корни. Он вдруг увидел, как мимо, из посадок, стелясь по мхам и лишайникам, выскользнули две белки, большими скачками промчались в сторону бора, спасаясь от огня. Из посадок стали вылетать лесные птицы, по одной, парами, целыми стайками. Молча, взмывая и опускаясь, летели в сторону недвижных сосен. За ними, невидимый, гнался пожар. Рыжие муравьи из подземного муравейника тянулись со своими яичками, все в ту же сторону, прочь от посадок, вытягиваясь по незримым линиям, которые прочертил страх.
Суздальцев глядел на убегающих тварей. Ощутил тот же, что и они, ужас, роднивший их всех перед лицом беспощадной стихии. Преодолел страх, стал копать с удвоенной силой.
Они копали, рубили, обливаясь липким горячим потом. Пожар приближался. Казалось, кто-то огромный продирается сквозь посадки, хрустя сапогами. И оттуда, откуда он приближался, тянуло жарким дымом, едким запахом скипидара и горячей смолы, от которого слезились глаза. Еще не было огня, но над вершинами летели кусочки пепла, прах сгоревшей хвои. Хватая ртами едкий дым, они рубили и копали, словно торопились успеть до наступления врага, который был уже рядом, опережал их в своем яростном неодолимом стремлении. Суздальцев подумал, что вот так копали противотанковые рвы на подступах к Москве. Так торопились отрыть окопы перед наступающим танковым валом.
Огонь показался среди черных ветвей, красный, шумный. Было видно, как он прогрызает в посадках дыры, дует в них сквозняком, просовывает свои лижущие языки. Суздальцев чувствовал, что эти языки достают до него, хватают за руки, жалят лицо.
Они работали, а их обдувало из леса огромной паяльной лампой. Им приходилось отступать и пятиться, чтобы не попасть под шипящее жало. Они продолжали работать, и их рабочая артель превратилась в боевой взвод. Суздальцев, пугаясь близкого огня, заслоняясь от жгучего ветра, знал, что не уйдет, останется в бою, не погрешит против военного братства.
Капралов на своем протезе, выставив негнущуюся ногу вперед, нагибался, скалился, вгонял топор в древесный ствол. Ратников, весь красный, с набухшими на лбу жилами, крепким ударом подсекал елку, отбрасывал ее колючий ком в сторону. Кондратьев хватко, точно целился в ствол у корня, сильным ударом срубал дерево и тут же бил топором в другое. Рядом с Суздальцевым копал Одиноков. Обычно вялый, бесстрастный, он работал теперь яростно, бурно, швыряя дерн в сторону пожара, словно хотел завалить землей близкое пламя. Полунин, длинноногий, гибкий в спине, поддевал на лопату вырванный ком земли, кидал его назад через плечо. Суздальцев видел их преображение в беде, их самозабвение, какое бывает в неравном сражении.
И в нем самом была эта одержимость, готовность скорее погибнуть, чем побежать прочь.
Им удалось создать пустое пространство, в нескольких местах рассечь перешеек, по которому огонь бежал к бору. Натыкаясь на земляную борозду, упираясь в вырубку, огонь останавливался. Начинал обтекать преграду, искал брешь в обороне. Он уже бушевал совсем рядом. Было видно, как чернеют в сплошном рыжем пламени голые, потерявшие ветки стволы. Как огонь переносится с одного дерева на другое. Елки стояли в огненных юбках, и огонь задирал их, обнажая тощий ствол. Было невозможно дышать. Тело жгло через ткань одежды. Казалось, на спине вздувается больной кипящий волдырь.