Пентакль

– Людей нет совершенно. Не вижу, чтобы что-то покупали.

Кассирша пожала плечами в третий раз, и Андрей, отстав от нее, обернулся к продавщице кепок и беретов:

– Мне надо выбраться отсюда срочно, к стоянке, к шоссе. Не подскажете, как лучше пройти?

– По сорок пятому ряду, – сказала женщина, приглаживая черную кепку специальной щеткой для ворса. – От хот-догов свернете направо.

* * *

– Парень, хочешь, я тебе дам пятерку, чтобы ты меня отсюда вывел?

Мальчишка лет четырнадцати, торгующий кроссовками, с сожалением покачал головой:

– Не на кого товар оставить.

– Дам десятку. Попроси, пусть соседи присмотрят.

– Нет, – мальчишка вздохнул. – Нельзя. А вы идите прямо, от двести пятого места – налево, и потом еще налево, и выйдете прямо на шоссе…

Андрей скрежетнул зубами. Он чувствовал себя круглым идиотом – заблудиться на рынке! И блудить, как дурак, четыре часа подряд!

Часы показывали восемь. Тем не менее торговцы не спешили собираться. Они по-прежнему лузгали семечки, разгадывали кроссворды, переговаривались, иногда предлагали примерить туфли или выбрать футболку. Сквозь разрывы в грязном полиэтилене выглядывало небо – дни в июле длинные, но не бесконечные, скоро начнет темнеть…

За приступом раздражения пришла апатия. Андрей купил хот-дог, присел на складной стульчик для примерки обуви и успокоился. В конце концов базар опустеет, сделается прозрачным, как лес в ноябре, и тогда легко будет найти выход. Надо же, понатягивали веревок, понавешали тряпья, устроили лабиринты – немудрено, что у них так вяло идет торговля…

Прошел скудный дождик. Тихонько простучал по полотнищам.

Антонине, подумал Андрей, пойдет на пользу легкая встряска. Жена привыкла, что вот он, безотказный, дом-работа, гараж-хозяйство, всегда под боком, всегда тянет свой воз… Пусть представит хоть на минуту, что с ним что-то случилось. Что он пошел налево, в конце концов. Может ведь Андрей, видный молодой мужчина, раз в жизни пойти налево?

Эта мысль развеселила его. Он ел хот-дог, запивая минеральной водой из пластмассового горлышка бутылки, и улыбался.

* * *

Стемнело. На прилавках зажглись где свечки, где электрические лампочки. Тусклые пятна света лежали на горах белья, на рулонах туалетной бумаги, на полированных тушках сувенирных карандашей «Донбасс», невесть каким образом затесавшихся среди стирального порошка и губок для обуви.

Ни один продавец не потрудился собрать товар, никто не думал уходить домой. Андрей, едва волоча ноги, брел по узкому проходу под нависающим полиэтиленом, и ему казалось, что он спит.

Этого не может быть, говорил разум. Этого не может быть. Он часами шел и шел, никуда не сворачивая, и, если рынок не протянулся на многие километры, он давно должен был выйти… ну, не на шоссе… но хотя бы к забору, к лесу, куда-нибудь, где нет рваного тента над головой, где не свисают отовсюду свитера и плащи…

Но день закончился, а кошмар продолжался. Рынок жил своей жизнью; покупателей по-прежнему не было, а продавцы не выказывали ни малейшего нетерпения. Андрей пытался с ними заговаривать; они вели себя совершенно естественно для людей, к которым пристает с дикими вопросами странный человек с безумными глазами. Все, к кому он обращался, спешили от него отвязаться, иногда холодно, иногда откровенно грубо. Вид денег, которые Андрей вытащил из кармана и пытался предложить кому угодно в обмен на спасение, пугал и отвращал их еще больше: вероятно, они думали, что он пьян или «под кайфом»…

Это сон, думал Андрей и щипал себя за руку. Запястье покрылось синяками, но безумие не прекращалось. Шаг за шагом по узкому проходу между прилавков – он брел, как механическая игрушка с подсевшими батарейками, и взгляд безумно скользил по тапкам, лифчикам, курткам, джинсам, спортивным штанам и мыльницам, по равнодушным лицам продавцов, ни капельки не удивленным повседневным лицам…

– Скоро полночь, – сказали за спиной.

Фраза, произнесенная невпопад, заставила вздрогнуть. Это были первые необыденные слова, услышанные на базаре. Андрей обернулся. Продавец купальников смотрел ему в глаза – не так, как смотрели прошлые продавцы. Не ожидая вопроса о цене, не удивляясь сумасшедшим просьбам вывести с рынка за любую сумму в твердой валюте…

Ногой продавец купальников отодвинул ящик, закрывающий вход за прилавок. Повторного предложения Андрей дожидаться не стал – вошел сразу.

– Садись.

Андрей сел на низкий, покрытый старым ватником табурет. Рядом висела, чуть колеблясь от ночного ветра, серая простыня – ею, по идее, отгораживались от посторонних глаз дамочки, вздумавшие примерить купальник прямо на рынке.

– После полуночи нельзя быть по ту сторону прилавка, – сказал продавец.

– Почему?

Продавец улыбнулся, поправил ряд бирюзовых плавок, казавшихся грязно-синими при свете маленькой керосиновой лампы.

– Ты новичок?

– Я заблудился, – шепотом признался Андрей.

Продавец кивнул. Над головой его покачивался пластиковый женский торс.

– Место человека – за прилавком. Во всяком случае, после полуночи.

Сделалось тихо. На грани слышимости шелестел полиэтилен. Мигала елочная гирлянда под навесом напротив.