Пентаграмма

— Моим участком работы был Осло. Поначалу я допустил пару ошибок, за каждую из которых получил условный приговор, но потом приноровился, и работа пошла как по маслу. Моей специальностью было проходить таможенный контроль в аэропортах. Это было несложно. Всего-то — респектабельно одеться и ничего не бояться. И я не боялся. Я плевал на все опасности. Для маскировки я надевал белый пасторский воротничок. Конечно, это старая уловка, и у таможенников могла вызвать подозрение. Вся штука в том, что нужно еще знать, какая у пастора должна быть походка, прическа, обувь, как он держит руки и какие выражения может принимать его лицо. Если научишься этому, тебя почти гарантированно не остановят. Даже если таможенник в чем-то тебя заподозрит, чтобы остановить пастора, ему нужно преодолеть психологический барьер. Представьте себе: мимо проходят волосатые хиппи, а таможенник роется в чемодане пастора и ничего не находит — тут уж он наверняка схлопочет выговор. А для таможенной службы — как и для остальных государственных ведомств — репутация и видимость хорошей работы всегда были важнее действительных результатов. В восемьдесят пятом году отец умер от рака. Неизлечимая болезнь сердца Ранди продолжала быть неизлечимой, что не помешало ей вернуться домой и продолжить дело мужа. Не знаю, стало ли ей известно про меня и Бодиль, но внезапно я оказался без работы. Норвегия больше не перспективный район, заявила она, но взамен ничего не предложила. Несколько лет я бездельничал в Осло, а потом переехал в Прагу, где после падения «железного занавеса» для контрабандистов открылось настоящее золотое дно. Я хорошо говорил по-немецки и сразу попал в нужную колею. Быстро зарабатывал деньги и столь же быстро их спускал. Заводил друзей, но ни к кому не привязывался. То же самое — с женщинами. Мне это было не нужно. Потому что — знаете, Холе? — выяснилось, что я унаследовал дар отца. Умение быть влюбленным.

Сивертсен кивнул на плакат с Игги Попом и продолжил:

— Никакой афродизиак не действует на женщин сильнее, чем искренняя мужская влюбленность. В основном я заводил романы с замужними — с ними меньше проблем, а в трудные времена они становились верным источником дохода, хоть и ненадолго. Годы проносились, не оставляя на мне отметин. Мне миновало тридцать, а я, как и прежде, был беззаботно улыбчив, влюбчив и хорош в постели.

Сивертсен прислонил голову к стене и закрыл глаза.

— Должно быть, звучит цинично. Но поверьте, всякий раз я признавался в любви искренне и от всего сердца, как признавался своей жене отец. Я отдавал им все. Но подходило время, и расставался с ними. Так заканчивалось всякий раз, и я думал, что так будет всегда, пока два года назад осенним днем не зашел в бар на Вацлавской площади. Там я увидел ее. Еву. Да, так ее и зовут — парадоксы существуют, Холе! Что меня сразу поразило, так это то, что она, хоть и не была красавицей, вела себя, словно королева красоты. А люди, которые верят в то, что они прекрасны, прекрасны на самом деле. Очаровывать женщин я умел и направился к ней. Нет, она не послала меня к чертям, но так вежливо держала на приличной дистанции, что я потерял голову. — Сивертсен ухмыльнулся. — Потому что никакой афродизиак не действует на мужчин сильнее, чем искренняя женская холодность к тебе. Ей было двадцать шесть. Она моложе меня. У нее чувство стиля в сто раз лучше моего. Но главное — я не был ей нужен. Она могла продолжать свою работу — она до сих пор думает, что я ничего о ней не знаю — и ублажать немецких коммерсантов.

— Так почему же не продолжила? — спросил Харри, выпуская дым в Игги.

— Я же влюбился в нее, а моей влюбленности хватало на нас обоих. Мне хотелось, чтобы она была только моей, а для Евы — как и для большинства невлюбленных женщин — на первое место выходила экономическая стабильность. Чтобы получить эксклюзивные права, я должен был много зарабатывать. Контрабанда «кровавых» алмазов из Сьерра-Леоне — дело не слишком рискованное, но оно не превращало меня в неотразимого богача. Контрабанда наркотиков сопряжена со слишком высоким риском. Поэтому я выбрал оружие и Принца. Два раза мы встретились в Праге, чтобы обговорить условия сотрудничества. Второй раз — в открытом кафе на площади. Еву я попросил сыграть роль фотографирующей туристки, и совершенно случайно на большинстве фотографий оказался столик, за которым сидим мы с Принцем. Копии таких фотографий я обычно прикладывал к письмам-предупреждениям, которые отправлял нерадивым компаньонам. Метод действенный. Но Принц был сама пунктуальность, с ним у меня никогда не было хлопот. Только спустя длительное время я узнал, что он работает в полиции.

Харри закрыл окно и сел на диван.