Читаем Пение птиц в положении лёжа полностью

Ныне было не то. Грязное, пыльное Марсово поле не благоухало. Марс был не свеж. Мне мучительно захотелось пи-пи. Литр виноградного вина просился на природу. Дионис против Марса, так сказать. Ближайшее здание, которое могло бы поспособствовать облегчению, было так далеко, так далеко и ненадёжно… Чтобы тело проситься не смело. Предполагалось, что народ после 9 вечера уже не способен испытывать ни малую, ни большую нужду. Ничего не надо ему…

— Пойдём к тому угловому кусту!

— Зачем?

— Ну так просто. Он мне нравится. Густой и шарообразный. Полная противоположность твоей причёске. Напоминает о былом пиршестве растений.

Пока Ф. любовался, я заметила весьма хорошо протоптанную тропинку, ведущую в гущи и кущи. Зашла. Да, нюх меня не подвёл. Это был тайный приют для переполненного влагой горожанина. Прольём слезу, мой милый. Нет, не слезу прольём… Мы, право, слишком много пьём…

Ф. выкрикивал что-то типа «ау!», «ау!», «Куда, куда вы удалились?».

Я вышла. «Легко на сердце от песни весёлой…»

Он всё понял и тоже, пригнувшись, исчез. Но рядом где-то, близко совсем. Его струя длилась, и длилась, и длилась. И опять длилась, и длилась, и длилась. Я была потрясена, прислушиваясь. Мощная и очень, очень долгая струя. Такое тщедушное, худосочное тело, один остяк — и вдруг такая мощь! Такие накопления! Где всё это прячется, где скрывается, где? Где притаилось?

Я рассказала Маше о сделанном открытии. Она была растрогана: «Какой всё-таки у него организм! Ничего не задерживается. Всё вовне. Всё — людям. Ничего для себя…»

Смерть диссидента

Одна почтенная леди узнала, что скоро умрёт. Она всю жизнь любила знаменитого диссидента. У неё от него была дочь. Но диссидент кроме неё любил многих женщин. От других дам у него тоже были дети. К тому же он предпочёл жить всю жизнь с женой и законнорожденным от неё сыном. Та женщина никак не могла занять в его сердце первое место, как ни пыталась. Диссиденты были неистовы в политике, в личной жизни их отличала беспринципность и половая распущенность.

Диссидент уже 10 лет как был в могиле. Почтенная леди решила, что лучшее место для неё после смерти — это лежать костями подле единственного своего возлюбленного. Она сказала дочери: «Подхорони меня к нему. Иначе прокляну!»

Мать умерла. Дочь её сожгла и под покровом ночи с лопатой пробралась на кладбище и похоронила урну с матерью там, где та ей приказала. Тайно. Без всяких знаков и табличек.

Почтенная леди добилась-таки своей женской правды. Воссоединилась пеплом с костями того, кого любила. Законная вдова приходит на могилу мужа и не знает о том, что там возлегла ещё и любовница её мужа.

О полемике и агонии

Агон (греч.) — состязание — агония

Полемон (греч.) — война — полемика

Что для греков — состязание, для русских — агония. Что для древних греков война, то для русских — полемика.

Действительно, состязание предполагает равенство состязующихся. Равенство весовых категорий или денежных кошельков. Русские отвыкли от состязания. У них никогда не было равенства. Вместо состязания — совместного действия на стезе соперников — у них истязание — слабого — сильным и агония — гонка сильной смертью ослабевшего живого, безжалостное забивание в боях без правил. Где нет равенства, там нет места состязанию. Только борьба с предрешённым заранее результатом. С единственным победителем и единственным вариантом результата. Славянин — от слова «раб».

Полемика русских начала XX столетия напоминает войну. Какая-то ужасная брань, брань — поле брани, поле битвы. Как ужасно, интеллектуально, изобретательно умел ругаться Владимир Ильич! Так злобно умеет ругать противников только физически слабый отличник, терпящий поражение на всех других стезях. Самое кайфовое — лозунги, транспаранты и надписи на зданиях. Слово материализовавшееся. Написано из железа, бетона и стекла. Нет, не вырубишь топором. Никогда слово не было так противоположно своей духовной сущности. Никогда не было так мясисто, телесно, увесисто. Полемика как агония, как смерть незримой сущности слова, его перехода в иное.

Слово важнее дела. Слово вместо дела. Сказал — как будто сделал. Сказал — как будто поимел. Сказал — и удовлетворился, хотя бы в сознании своём поимел этот мир, неподдающийся твоему влиянию. Какое огромное количество читающих! Как много онанистов слова!

Когда я видела знаменитый лозунг «Мир. Труд. Социализм» — мне всегда хотелось его переделать. «Миф. Труп. Социализм» — небольшие такие опечатки. Мир как миф, созданный словами, «из леса слов пришёл к вам я…». Вместо труда — труп. Вместо материального труда, вместо реальных поступков, фиксируемых визуально, — трупы слов.

Труп — это то, что не трудится уже. Это следствие агона, состязания по-русски, следствие русского спора. Дойти до трупа. Говорить, говорить, и ничего не сделать. Умереть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Неформат

Жизнь ни о чем
Жизнь ни о чем

Герой романа, бывший следователь прокуратуры Сергей Платонов, получил неожиданное предложение, от которого трудно отказаться: раскрыть за хорошие деньги тайну, связанную с одним из школьных друзей. В тайну посвящены пятеро, но один погиб при пожаре, другой — уехал в Австралию охотиться на крокодилов, третья — в сумасшедшем доме… И Платонов оставляет незаконченную диссертацию и вступает на скользкий и опасный путь: чтобы выведать тайну, ему придется шпионить, выслеживать, подкупать, соблазнять, может быть, даже убивать. Сегодня — чужими руками, но завтра, если понадобится, Платонов возьмется за пистолет — и не промахнется. Может быть, ему это даже понравится…Валерий Исхаков живет в Екатеринбурге, автор романов «Каникулы для меланхоликов», «Читатель Чехова» и «Легкий привкус измены», который инсценирован во МХАТе.

Валерий Эльбрусович Исхаков

Пение птиц в положении лёжа
Пение птиц в положении лёжа

Роман «Пение птиц в положении лёжа» — энциклопедия русской жизни. Мир, запечатлённый в сотнях маленьких фрагментов, в каждом из которых есть небольшой сюжет, настроение, наблюдение, приключение. Бабушка, умирающая на мешке с анашой, ночлег в картонной коробке и сон под красным знаменем, полёт полосатого овода над болотом и мечты современного потомка дворян, смерть во время любви и любовь с машиной… Сцены лирические, сентиментальные и выжимающие слезу, картинки, сделанные с юмором и цинизмом. Полуфилософские рассуждения и публицистические отступления, эротика, порой на грани с жёстким порно… Вам интересно узнать, что думают о мужчинах и о себе женщины?По форме построения роман напоминает «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон.

Ирина Викторовна Дудина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги