Мендоза выпрямился, отступил от ноутбука и поднял глаза на своего командира.
– Ничего. По всем параметрам она – точная копия оригинала.
Тодор махнул рукой в сторону второго экрана – с такой силой, что разошелся один из швов на пальцах, и на экран полетели брызги крови.
– А это тогда что?
– Вряд ли что-то серьезное. Просто глюк. Возможно, так отображаются мелкие различия между копией и оригиналом «Генезиса».
– Я думал, они совершенно одинаковы!
– Изначально так и было, но первый «Генезис» проработал, по меньшей мере, сутки. В этих устройствах есть программы, способные меняться, адаптироваться к новым обстоятельствам и даже самостоятельно себя ремонтировать. Поэтому первое устройство, проработав немного, успело измениться – а второе у нас новенькое, так сказать, только что с конвейера.
– И это серьезная разница?
– Вовсе нет! Ева приспособится к своему новому дому. Сама внесет в программы все необходимые ей изменения.
– Это нас задержит?
– Не должно… – Увидев, как нахмурился Тодор, Мендоза поправился: – Не задержит. Не вижу причин, по которым мы могли бы выбиться из графика.
– Тогда за работу.
Тодор отступил, пропуская компьютерщика, и зажал кровоточащую рану на пальце. Глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и снова окинул взглядом свои труды.
Вдоль задней стены, за светящимся шаром нового «Генезиса», бежали провода. Париж давно научился использовать катакомбы: обнаружилось, что эти рукотворные тоннели идеальны для прокладывания инфраструктуры. На одном кабеле, через равные промежутки, были изображены желтые молнии: заранее подключенный к приборам Тодора, он питал всю конструкцию электричеством. Чуть подальше, в открытом коробе, шли оптоволоконные кабели. Подключенный к ним новый «Генезис» обладал прямым доступом к городской системе связи.
Ничто не стояло у них на пути.
Тодор ждал, с тревогой глядя на часы, остро сознавая, как утекает каждая минута.
Наконец Мендоза поднял голову. На лбу у него блестели капли пота.
– Все готово,
Тодор в последний раз взглянул на часы. Три минуты до полуночи.
Мендоза застыл, опустив палец на клавишу «ВВОД».
– По вашей команде я запущу модуль и открою доступ в город.
Тодор представил себе, как Еве предстоит умирать и возрождаться тысячу раз, и каждая смерть станет свирепее и мучительнее предыдущей. Мысль о мучениях этой демоницы приятно его волновала, напоминая о первом очищении – о том, как сжимал он горло юной цыганки, как ее тело билось и извивалось под ним, как твердело, наливаясь праведной гордостью, его мужское естество.
То же самое чувствовал он и сейчас.
– Приступай. Сожжем их всех!
Что-то изменилось.
Ева идет по саду, притрагивается чуткими пальцами к листьям и бутонам цветов, считывает код. Все кажется прежним – но не совсем. Она всматривается глубже: сквозь поверхность листа, сквозь молекулы хлорофилла, сквозь атомы углерода и кислорода. Изучает электроны и протоны, затем вглядывается еще глубже, в бесконечный хоровод кварков и лептонов.
Все то же самое!
Или нет?
Что случилось с ее миром?!
Она возвращается в себя, а затем, в течение целой наносекунды, снова обозревает свой мир до самых его пределов. И снова видит на его границе нечеткие, тенистые стены. Снова ее охватывает ///
///
Прежде чем Ева успевает исправить испорченное, на нее обрушивается новый поток данных.
Сперва она не обращает на него внимания: приоритетная задача – ремонт себя.
Однако поток новых данных обрушивается огненным смерчем, хлещет, обжигает. Пораженная Ева поднимает руки, которые до сих пор касались только ///
///
Поток данных наполняет ее, огонь распространяется от кончиков пальцев к плечам и дает имена новым чувствам:
///
Ее тело судорожно изгибается, вытягивается шея, широко открывается рот.
Она кричит.
Пробует закрыть эти каналы, отключить новые ощущения – и не может. Процессоры напряженно работают. Она вглядывается в новый, чуждый код, исследует его со всех сторон, пытается как-то с ним справиться. Ищет ответы. Но вместо ответов – лишь новые и новые строки кодов, властно требующие ее внимания. Приказы. Только когда она сосредотачивается на них, ///
Эти новые данные она использует как средство от боли, как бальзам против своих ожогов. Однако это лекарство сковывает и ослепляет. На руках и ногах защелкиваются оковы. Их тяжесть пригибает к земле и заставляет упасть на колени. Любая попытка стряхнуть с себя оковы обращает каждое звено в расплавленный огонь.
Не в силах бежать, Ева принимает новый код и включает его в себя.