По моим ощущениям время только-только подобралось к полуночи. Неутомимая нежить второго уровня вошла в пик своей активности, не оставляла попыток стряхнуть меня с ограды. Деревянная перегородка между стенами пусть и казалась добротным, крепким сооружением, но всё же вибрировала от ударов – чувствовал эту вибрацию прижатым к доскам животом. Потому я упрямо гнал прочь желание сменить поднадоевшую позу. Понимал: стать на ограду или даже сесть на неё – скорый путь на встречу с бродившими внизу мертвецами.
Сонливость пока не появилась: я привык засыпать под утро. В бытность пекарем, в полночь я и не думал укладываться спать. В это время на меня обычно наваливалась куча дел. Приходили вдовушки – вечерняя зарядка переходила в новую стадию. Выпекался в печах хлеб, на столах отдыхали заготовки для караваев, поднималось тесто – всё это почти до рассвета требовало моего внимания. Но только не сегодня: сейчас мне оставалось лишь лежать и скучать, пока небо на горизонте не окрасится в алые цвета.
Масляные фонари на стене не гасли. Один из них примостился на каменной кладке в нескольких метрах надо мной. Он позволял разглядывать нежить. И хорошо меня ей подсвечивал. Но слепил мне глаза при попытках вглядываться в верхушку каменной стены: так ничего конкретного там и не заметил. Хотя меня не покидало ощущение чужого взгляда; казалось, что сверху на меня изредка посматривают – так же, как я наблюдал с высоты своего убежища за суетой мертвецов.
— Ладно, — вслух сказал я.
Поёрзал, размял онемевшие мышцы и занял новую неудобную позу, мало отличную от прежней. Звук моего голоса заставил мертвецов вновь наброситься на деревянную ограду. Нежить словно вновь вспомнила о своей «жажде крови» — причём, хотели трупняки именно моей крови. Вибрация ложа подо мной усилилась. Стоны, рык и кряхтенье нежити стали громче. Чувствительно громче! Я невольно поморщился, едва сдержался от того, чтобы прикрикнуть на шумных соседей.
Продолжил мысленно:
«Слушай, мэтр, надоело мне пялиться на этих рычащих вонючек: напрасная трата времени. Спускаться к ним я не собираюсь. А они ко мне, кажись, забраться не сумеют – и это просто замечательно. Злиться на этого уродца младшего дознавателя тоже подустал. Все мыслимые и немыслимые кары, что хотел бы обрушить на его лысую башку, я уже перечислил. Всё. Становится скучновато».
Вздохнул.
Продолжал разглядывать плечи и макушки мертвецов: смотреть на звёзды было неудобно.
«Куковать мне на этом насесте ещё часа четыре, не меньше. И раз нет других вариантов, то нужно поспать. Согласен со мной?»
Не ждал, что профессор мне ответит.
«Вдруг завтра война, а я уставший».
Бородатая шутка не показалась мне ни смешной, ни уместной.
«Давай-ка, мэтр, крепи мой живот к этой деревяшке, — сказал я. – Чтобы я не шлёпнулся с неё ночью. И усыпляй меня. До рассвета».
Зевнул.
Сделал мысленно отмашку.
«Действуй».
О том, что заклинания профессора сработали, я узнал, уже после того, как мэтр меня разбудил. Сдвинуться с места не сумел, как и перевернуться на бок. Живот словно прирос к поверхности деревянной ограды. Это спасло меня от падения: я не сразу сообразил, где и почему находился. Едва сумел пошевелить руками (затекли мышцы), протёр глаза. И тут же вспомнил о своих шумных мёртвых соседях. Хотя уже по царившей вокруг меня тишине понимал: нежить ушла. Взглянул сперва в одну сторону, потом в другую. Внизу никого не увидел. Это подтвердило мою догадку о том, что начался рассвет.
На небе я пока никаких изменений не заметил – светившиеся на стене фонари мешали понять, изменился ли его цвет. На первый взгляд: всё те же звёзды на тёмном полотне – вверху, надо мной. Линию горизонта от меня закрывали стены. Но нежить на приближение утра реагировала чётко. В этом я давно убедился. Стоило краешку неба посветлеть, как мертвецы спешили прятаться в свои убежища – ну точно как те тараканы при виде тапка. Солнечный свет стихийная нежить и нечисть не любили: об этом говорил мой пока небогатый опыт, и так утверждал профессор Рогов.
Подумал вдруг о том, что Полуша уже пришёл на работу. Немного порассуждал на тему того, как отреагировал молодой пекарь на остывшие печи и нетронутое тесто. Усомнился, что парень обрушил на мою голову проклятия (во всяком случае, мне не икалось, и уши у меня не пылали). Представил, как Полуша в стремительном темпе топил сейчас печи и собирал сбежавшее из тазов тесто. Воду я ночью не расходовал – парню не нужно бежать к реке. Но ему придётся ударно потрудиться, чтобы к приходу Лошки в магазине не оставалось пустых полок. Мысли о пекарне лучше прочих признаков показали: я окончательно проснулся.