Пейпус-Озеро

Сестра Мария подала ему кислое молоко. Голубые глаза ее смущенно опущены и золотая брошь на полной груди подымалась и тонула, как в волне челнок.

– Завтра праздник, – жирно чавкая, сказал Дмитрий Панфилыч. – У нас весело о празднике: посиделки, песни, плясы. Потом ряженые.

– У нас танцы, – сказала сестра Мария; и не своим не веселым голосом сказала Мария печально: – Лабаяла-вальц, вирумаге, полька. Говорят, спектакль будут ставить. Да, да.

– Где? – спросил Николай – Сестра Мария, где?

– Что? В народный дом… Только холедный, для летний игр, – она прятала от юноши глаза, вздыхала.

Разговор не клеился. Николаю было тяжело. У него накипало и против сестры Марии, и против Дмитрия Панфилыча.

– Сестра Мария мне спасла жизнь, – проговорил он тихо и вяло. – Может быть, напрасно…

– Что вы! Милый мой Коля, – и как в тот раз, она стала гладить его руку, но горячая рука ее дрожала, и вздрагивали опущенные веки.

Дмитрий Панфилыч нервно задрыгал ногой, его сапог заскрипел под столом раздражающим скрипом.

– Очень плохо все кругом, – жаловался юноша. – Как-то все не то, не настоящее… Чорт его знает что. Другой раз хочется веселиться, другой раз – плакать. Гадость.

– Чепуха! Ничего худого нет, – грубо, задирчиво, сказал Дмитрий Панфилыч. – Маруся, кофейку!

– Нет, не чепуха, – возразил юноша и его глаза засверкали. – Например, бросать жену на чужой стороне, беспомощную женщину, это чепуха?

– Не хочешь ли? Живи с ней сам. Уступаю, – низким голосом, ворчливо, насмешливо проговорил Дмитрий Панфилыч.

– Не имею ни малейшего намерения. Во всяком случае, к чему же вы женились?

Стало тихо, Дмитрий Панфилыч распрямил грудь, чтобы крикнуть. Раздался чей-то стон.

Все обернулись.

Прислонившись к чемоданам, в дальнем углу сидела помещица Проскурякова.

– Бог с тобой, Митя, – расхлябанно заговорила она. – Я тебя не виню… И вы успокойтесь, Коля, добрый мой. А Митя не виноват… Раз он счастлив с новой своей… с своей… – она обхватила седую трясущуюся голову руками и заплакала громко, злобно, надрывисто.

– Скоро ли ты уйдешь к чорту, старая корга?! – грохнул в стол кулаком Дмитрий Панфилыч, и его красивое, краснощекое лицо с раздвоившейся черненькой бородкой осатанело. – Здыхай на морозе, здыхай! Чорт тя задави! Не жалко.

– Я не позволяй крик!.. Митри, не надо горячиться! – перебивая его, крикнула сестра Мария.

– А, са куррат… – жуя трубку, выругался под нос Ян.

– Бог с ним… Бог с ним, – хлюпала помещица.

– Ага! – злобно смеялся ее муж. – Ты меня богатством хотела взять? Как же, старая помещица оженила на себе молодого парня. Тьфу, твое богатство, твое именье! У большевиков оно… Корова у тебя осталась от твоего богатства-то, да и та здохла.

– Сестра Мария! Ян!.. – ударил в стол и юноша. Губы его кривились, брови сдавили переносицу. Ему хотелось кричать громко, оскорбительно, но слова останавливались в горле. И он тихо, но прыгающим голосом сказал: – Я не ожидал этого, сестра Мария. Я вас представлял себе другой. До свиданья, сестра Мария, – поклонился и порывисто вышел вон, ударившись в косяк плечом.

* * *

Юноша переночевал в избушке лесника, старого добродушного эстонца. Утром он плотно подкрепился, заплатил эстонцу за гостеприимство и расспросил его про дорогу к Народному Дому. Путь лежал мимо сестры Марии и прямо в лес. Юноша шел низко опустив голову, ему не хотелось ни с кем встречаться. День был пасмурный, насыщенный изморозью. С грустным карканьем летали ленивые вороны, и юноше стало грустно, как только может быть грустно в праздник на чужбине.

– Послушайте, стойте! Николай!.. – Тревожно оглядываясь, бежала сестра Мария. Она схватила его руку двумя руками и с виноватой, просительной улыбкой сказала: – Какой вы злюк… Ай, как не хорошо…

Юноша смутился.

Он, краснея, растерянно мигал:

– Извините меня. Я, конечно, был вчера не прав. С горяча просто.

Сестра Мария померкла.

– Сгоряча? Значит вы прощаете мой поступок? – она с укоризной подняла на него ясные глаза. – Очень грустно, очень…

– Почему?

– Вы не понимайт, почему? Когда-нибудь поймете.

– Так, – неопределенно сказал юноша: ему показалось, что сестра Мария фальшивит. – Я все-таки не могу понять.

– Ах, оставим, – капризно наморщила она свой тонкий прямой нос. – Скажить, куда идете? В Народный Дом? Где вы ночеваль?

Они шли, но юноше казалось, что они стоят на месте, а две темные стены сосен спешат назад.

– Кто он? Вы знаете его? Этот Митри. Я его совсем не знайт, – и сестра Мария оглянулась.

– Странно, – сухо и насмешливо ответил юноша, – во всяком случае вам нужно бы его знать. Девчонка вы, что ли? Вы все оглядываетесь назад… Идите скорей. Он чертовски ревнив.

– Вы правы, – деланно проговорила она и остановилась. В глазах ее виноватость, злоба, скорбь. – До свиданья, Коля… А я вас… я вас, все-таки… Но вы не можете поверить… Ах, Коля, милый… Не так все, не так… Вы спешите? Да? Вечером увидимся. Я буду в Народный Дом. Но я ненавижу эту старый женщина. Ненавижу!..

Он быстро зашагал вперед. И спина его чувствовала неотрывный, молящий, пугающий взгляд Марии.

Глава 8. Взрыв