Пегас

– Должно быть, эти красавцы стоят кучу денег, – покачал головой Маркович. Николас кивнул. И тут другой брат задал самый важный вопрос – тот самый, о котором все думали и которым все чаще терзали Кристиану. – Планируете здесь остаться?

– Планирую и надеюсь, – ответил Николас. – Чтобы растить детей, необходима работа. А к тому времени, как с Гитлером покончат, Германия окажется разрушенной до основания. Цирк – наша единственная надежда. – Он не принимал в расчет замок и земли на родине, которые мог унаследовать после того, как Гитлер потеряет власть или проиграет войну. Пока Николас не имел доступа к семейному состоянию, жил на зарплату, как все остальные артисты, и знал, что, скорее всего, так будет продолжаться еще очень-очень долго. Поэтому старался экономить деньги и ограничивал себя в расходах. – А как обстоят дела у вас? В Польше остались родственники?

– Только несколько кузенов. Большинство наших давно здесь. К тому же мы не евреи, – сухо ответил Питер. – Но у некоторых из жонглеров в Польше остались члены семьи. Они пытаются перевезти их в Америку, но пока безрезультатно. Вам крупно повезло, что удалось выбраться.

– Знаю, – согласился Николас. В Польше, России и Чехословакии проходили погромы, евреев хватали, бросали в концентрационные лагеря или убивали – во всяком случае, так сообщали по радио. – Там сейчас ужасно. Мы признательны Америке за спасение.

– А мы уже настоящие американцы, – гордо заявил Питер. – И наши жены тоже, и отец, и Кристиана. Живем здесь двадцать лет. Последней отказалась от польского гражданства тетушка. Здесь лучше. Америка к нам очень добра, – благодарно добавил он. Николас должен был согласиться, поскольку новая страна относилась доброжелательно и к нему тоже. Но он все еще чувствовал себя немцем и надеялся рано или поздно вернуться на родину, хотя после всего случившегося рассчитывать на перемены к лучшему вряд ли стоило. Сейчас он не ощущал привязанности ни к прежней стране, ни к нынешней. Америка пока не стала для него настолько близкой, чтобы можно было отказаться от родины, как бы жестоко она с ним ни обошлась. Его предал Гитлер, но не Германия, а американцем он не стал и сомневался, что когда-нибудь станет. И все же искренне восхищался Марковичами за то, что те сумели полюбить страну, в которой прожили уже два десятка лет.

– Почему вы позволяете Кристиане работать без страховки? – негромко спросил Николас, как только закончился разговор о войне. Этот вопрос мучил его с того самого дня, когда он впервые увидел под куполом легкую, хрупкую, беззащитную фигурку. Наступило молчание. Несколько мгновений никто не отвечал, а потом заговорил отец. Он внимательно наблюдал за гостем с той самой минуты, как тот вместе с мальчиками вошел в трейлер, и с удивлением обнаружил, что проникается к нему симпатией. Немецкий граф оказался простым, хорошим человеком, да и детей своих воспитал вежливыми и скромными – что тоже немаловажно.

– Этого хочет публика, и мы не вправе отказать. Зрителям не нужна девочка, семенящая в пяти футах от земли с балансиром в руках и канарейкой на голове. Зрители уважают бесстрашие. Моя дочка – смелая, сильная гимнастка, и такой же была жена. Без риска ничего не добьешься. Люди этого не понимают, но ценят мастерство. Там, наверху, непросто, но у Кристианы особый дар. Она гораздо талантливее всех нас: меня, матери и тетки. О сестре пока говорить рано: когда начнет заниматься всерьез, будет видно. А может быть, так и не сумеет преодолеть страх. Кристиана обладает врожденным чувством равновесия – мало кому оно дается. Работать наверху – особый дар, этому нельзя научиться. Точно так же, как с вашими лошадьми. Вы только что сказали, что они предназначены природой для того, чтобы выполнять свои трюки. Вот и Кристиана должна использовать свой дар.

– А если сорвется? – спросил Николас, пытаясь проникнуть в суть рассуждений, которые только что услышал, и понять, что движет этими людьми. Они напоминали гладиаторов, готовых изо дня в день бросаться в битву и смотреть в лицо смерти. Но ведь в этой семье мужчины не оставались наедине с судьбой, предоставив рисковать беззащитной девушке. Николас больше не мог терпеть несправедливость, он слишком любил Кристиану, чтобы позволить ей и дальше служить жертвенным ягненком.