Пегас, лев и кентавр

– Что ты здесь делаешь? Где Андрей? – хрипло поинтересовался Долбушин.

– Пытается не впустить.

– Кого?

– Того, кто вас спрашивает, – терпеливо пояснила Полина.

Долбушин поскреб ногтями щеку. Кожа у него сухая, с колкой светлой щетиной. Щетина почти не видна, но, когда глава второго форта чесался, гремела как иголки.

– Кажется, ты поладила с моим телохранителем. Он должен стрелять в каждого, кто входит, когда я сплю. Чем ты его подкупила? – сказал он недовольно.

– Показала, какую ошибку он делал, когда кроил брюки для лилипутов, – ответила Полина.

Долбушин закончил скрести щеку и ухмыльнулся.

– Тогда ясно, – сказал он.

Андрей, телохранитель Долбушина, был загадочной личностью. Он не имел ни собственного дома, ни семьи, ни прошлого, о котором ему хотелось бы говорить. Жил он в огромной квартире Долбушина, в собственной комнате, больше похожей на спортзал или тир.

Мрачный и нелюдимый, он имел три слабости. Первой были арбалеты. Второй – смотреть один и тот же боксерский матч тридцатилетней давности. Третьей – шить одежду для кукол. Кукол у него было две – мальчик и девочка. Андрей называл их «лилипутами», ссорился с ними и изредка, когда бывал не в духе, корчил им грозные рожи.

Долбушин и Полина долго переходили из одной комнаты в другую, пока не оказались у двери. Там телохранитель Долбушина отважно сражался с шумным старичком и двумя его пестро одетыми спутницами. Одна называла себя ассирийкой, другая – турчанкой. Ассирийка была из Средней Азии, а турчанка из Костромы. Среднеазиатскую звали Млада, а костромскую – Влада. Обе, с точки зрения продвинутого Белдо, были дилетантки. Баловались астрологией, гипнозом, вели шоу по телевидению. Однако Белдо больше всего забавляло, что обе по паспорту Вороновы и обе Семеновны, хотя и не родственницы.

– Дионисий Тигранович? – удивился Долбушин. – Сейчас три часа ночи!

– Без пяти четыре! А четыре – это утро. Значит, я пришел к вам утром! – щепетильно поправил старичок. – Вы впустите нас, Альберт? Я уже и так десять минут объяснялся с охраной в подъезде. Эти узкомыслящие люди отказывались с вами соединять, уверяя, что вы спите.

Долбушин кивнул телохранителю и молча проследовал в глубь квартиры. Белдо со своей вороньей стаей летел за ним. В пятой по счету комнате глава финансового форта остановился и опустился на диван. Он сидел на диване, опираясь на зонт, и даже в серой пижаме ухитрялся выглядеть величественно.

– Напрасно вы тут… э-э… угнездились! – ехидно сказал Белдо. – Собирайтесь, Альберт! Я должен вам кое-что показать!

– Ехать обязательно?

– Думаю, да. Это касается одного известного нам предмета… – Старичок перевел вопросительный взгляд на Полину. – Ей обязательно слушать?

– Она моя родственница. Со стороны фельдшера Уточкина, – резко сказал Долбушин.

Старичок опустил сладкие глазки. Его спутницы, как пасущиеся овцы, бродили по комнате и, восхищенно ахая, трогали безделушки. Влада потянулась к толстому кожаному альбому, но ледяная ручка зонта сгребла ее за запястье.

– Там нет ничего занимательного. Только дети и покойники. То и другое вам неинтересно, – сказал Долбушин ровным голосом.

Белдо, как волнистый попугайчик, перепорхнул со стула на диван рядом с Долбушиным.

– Все же думаю, вам стоит на это взглянуть. Здесь недалеко, – сказал он.

– А если днем?.. Я хочу спать.

Белдо вздохнул и от пола воздел глаза к потолку.

– Вы же знаете, уважаемый, что некоторые вещи лучше получаются до первых петухов, – сказал он с укором, как человек, вынужденный объяснять очевидное.

– Я поверю вам и без демонстрации, – заметил Долбушин.

Умный старичок осклабился.

– Лучше скажите, что вы не поверите мне и с демонстрацией, – поправил он. – Нет, Альберт! Вы должны увидеть своими глазами. В противном случае вы не простите этого ни себе, ни мне. Себе еще ладно, а вот на свой счет я беспокоюсь. Уважьте мои седины!

Долбушин неохотно кивнул, встал и направился в соседнюю комнату. Млада и Влада потянулись за ним.

– Девочки, назад! Альберт Федорович будут одеваться! Известно ли вам, дорогой друг, почему художник Модильяни не рисовал женщинам глаз, а рисовал черные щели?.. – начал Белдо, порхая по комнате.

– Он был членом вашего форта? – предположил Долбушин и с четким звуком закрыл дверь у него перед носом. Старичок отнесся с пониманием.

– Альберт Федорович у нас женоненавистник, – сказал он, подхихикивая. – А что, девочки? Ведь завидный жених! Если бы не врожденная скромность, он купил бы Кремль. Разувался бы на Красной площади и оставлял ботинки на Лобном месте.

Млада закатила синие веки.

– Никакие деньги не стоят жизни! У этого роскошного мужчины аура смерти! Он несет гибель всем, кто его любит! – сказала она замогильным голосом.

– Ну это кто любит… – вкрадчиво добавила Влада, и обе Вороновы разом каркнули.

Долбушин одевался медленно, аккуратно. Тщательно подобрал галстук, тщательно завязал его перед зеркалом. С обратной стороны галстука закрепил тонкий легкий стилет, пропустив его ручку в прорезь так, что она казалась украшением.