Печорин и наше время

«— Господии прапорщик!.. Разве вы не видите, что я к вам пришел? — Извините! Я не Максим Максимыч: я штабс-капн­тан.— Я все знаю.— Господин прапорщик, вы сделали просту­пок, за который и я могу отвечать...— Что за шутки? Пожалуйте вашу шпагу».

Выписанные отдельно, без ответов Печорина, слова эти ка­жутся достаточно суровыми. Но Печорин не верит в их напуск­ную суровость. Не поднимаясь с кровати, он отвечает:

«— Лх, здравствуйте, Максим Максимыч! Не хотите ли трубку? — Все равно. Не хотите ли чаю? Если б вы знали, какая мучит меня забота! — Тем лучше: я не в духе рассказывать,— И полноте! что ж за беда? Ведь у нас давно все пополам.— Мить­ка, шпагу!»

Печорин оказывается прав, но обращая внимания на началь­ственный тон Максима Максимыча: бедный старик разрывается между служебным долгом, предписывающим наказать Печори­на, и привязанностью к нему. «Пожалуйте вашу шпагу» озна­чает домашний арест; Печорин преспокойно отвечает на это: «Митька, шпагу!» — нисколько не сомневаясь, что шпага отнята чисто формально. И правда. «Исполнив долг свой», Максим Максимыч по-приятельски сел па кровать и сказал: «Послу­шай, Григории Александрович, признайся, что нехорошо».

Ведь этот эпизод напоминает историю Гринева, у которого даже не капитан, а жена его Василиса Егоровна отнимает шпагу и отправляет ее в чулан. Ничего официального нет в этом аресте. Да Максим Максимыч и не очень осуждает Печорина — не умеет он его осудить. Ему кажется, что вина лежит на Азамато. Ответ Печорина на упреки ставит штабс-капитана в тупик своей не­посредственностью: «Да когда она мне нравится!»

.Печорин н а сздл ь ко_с и л ьн ее Мак с и м а Максимыча как лич- ность._что побеждает он старика мгновенно^ Максим Максимыч считает, что надо'отдать Бэлу отцу. <715овсе не надо!» — отвечает Печорин и приводит свои доводы: «...если отдадим дочь этому дикарю, он ее зарежет или продаст». Колебания Максима Макси­мыча понятны Печорину только в одном плане: эта история не должна повредить штабс-капитану по службе. На этот случай есть выход: «...оставьте ее у меня, а у себя мою шпагу...». Если дойдет до начальства, можно сказать, что прапорщик наказан домашним арестом. Мысль же о том, что у Максима Максимыча могут быть другие колебания — совести,— не приходит в голову Печорину. Ему было скучно — захотелось развлечься с Бэлой; кто мог помешать ему? Максим Максимыч согласился. «Что при­кажете делать? Есть люди, с которыми непременно надо согла­шаться ».

Да, Печорин — сильный человек. Мы еще мало знаем о нем, но уже видим, как Азамат и Максим Максимыч подчинились его влиянию.^Вскоре поддастся ему и Бэла.

Максим Максимыч объясняет привязанность Бэлы к Печори­ну просто. Тосковать по родине она не могла, так как «из крепо­сти видны были те же горы, что из аула,— а этим дикарям боль­ше ничего не надобно. Да притом Григорий Александрович каж­дый день дарил ей что-нибудь... Ах, подарки! Чего не сделает женщина за цветную тряпичку!..».

193

Максим Максимыч сам сообщает своему слушателю, что «первые дни она молча гордо отталкивала подарки», но по

7 Прочитаем ·Онегина* вместе

делает из этого вывода о силе характера Бэлы. Позднее он придет к такому выводу; пока же, на первых порах, Бэла представляется ему такой же дикаркой, как Азамат, Казбич, осетины на дороге, он еще не умеет видеть в ней человека, презрение его к горцам слишком велико.

Но постепенно Максим Максимыч, сам того не замечая, начинает уважать шестнадцатилетнюю Бэлу за ее выдержку и гордость. «Долго бился с нею Григорий Александрович; между тем учился по-татарски, и она начала понимать по-нашему» (курсив мой.— //. Д.). Мало было научить Бэлуговорхиь по- русски. Чтобы завоевать ее расположение, следовало волтц в ее мир. проявить к нему уважение,— Печорин понял это.

Разговор Печорина с Бэлой, услышанный Максимом Мак- симычем из окна, заставил доброго штабс-капитана пожалеть Бэлу и в то жр время вызвал уважение к ее стойкости. Печорин, видимо, хорошо продумал все причины, по которым Бэла может не ответить ему любовью. «Разве ты любишь какого-нибудь чеченца? Если так, я тебя сейчас отпущу домой.— Она вздрогну­ла едва приметно и покачала головой,— Или,— продолжал он,— я тебе совершенно ненавистен? — Она вздохнула.— Или твоя вера запрещает тебе полюбить меня? — Она побледнела и молчала».

Молчание Бэлы чрезвычайно выразительно: нет, она не лю­бит чеченца; Печорин ей не ненавистен; она не хочет нарушить закон своего народа, своей веры, полюбив чужеземца. Печорин находит довод против этого убеждения Бэлы: «...аллах для всех племен один и тот же, и если он мне позволяет любить тебя, отчего же запретит тебе платить мне взаимностью?»

Верит ли Печорин тому, что говорит? В самом ли деле он отпустил бы Бэлу, признайся она, что любит чеченца? В самом ли деле он любит ее? «Если ты снова будешь грустить, то я умру»,— говорит он. И этому верит?