Писать пришлось много – они вообще писали почти все время. Учитель говорил, молча показывал, строя проекции или запуская объемные цветные иллюзии – таких Коста не видел никогда, а ученики – писали. В классе было настолько тихо, что кроме шороха свитков и голоса Учителей не было слышно ни звука – разве что стул иногда скрипнет, или кто-то хрустнет уставшими пальцами.
Пятый не писал.
Косте было хорошо видно со своего места – мальчишка сидел впереди в среднем ряду из трех. Нет, он макал кисть в тушницу, но – просто не успевал за скоростью учителей – видимо не мог писать быстро. Сбивался, начинал снова, а на артефакторике вообще складывал из свитков какие – то фигуры.
Из того, что Коста записывал, он понимал не все, точнее – меньше трети. Если с каллиграфией было понятно вообще всё, с алхимическими травами и ягодами он понял половину, то на артефакторике не понял ничего совсем – просто зарисовывал схемы и записывал определения. Если курс начался давно – нужно думать, как догонять.
Обед прошел также. И послеобеденные занятия. Коста молча делал то же, что и все. Вставали – вставал, приветствовали Учителя – приветствовал поклоном, ели – ел, стояли и ждали – ждал. Чувствуя себя бесплотной тенью, за которой все следили с повышенным вниманием, но пока – не трогали и не приближались.
Молчал. Делал. Следил и – запоминал. Каждое лицо. Каждый изгиб бровей или легкую ухмылку, которую не успели стереть с губ. Каждый взгляд, брошенный в его сторону. Каждый легкий жест пальцами – не раз и не два в столовой, ученики использовали «жестовый язык», но сообщали непонятные ему вещи – «глаз», «спина», «ночь».
Коста прикрывал глаза ресницами, отводил взгляд в сторону и тщательно пережевывал рис с закусками – что-что, а кормили тут превосходно.
На занятиях после обеда ничего не изменилось – шуршали свитки, брякали тушницы, скрипели стулья. Класс послушно записывал новую информацию.
После того, как все сложили приборы, убрались на столах и поклонились Учителю – Коста понял, что на сегодня всё окончено. Во двор высыпали все вместе – кто-то зевал, кто-то потягивался, но никто не двигался с места, разбившись на небольшие группки.
Семнадцатый – сосед по комнате, пошел на выход со двора – в калитку, ведущую в сад, широким размашистым шагом, как будто торопился. Коста пошел следом, но калитка звонко щелкнула прямо перед его носом – Семнадцатый задвинул задвижку с той стороны, оставляя его во дворе, и первый раз за день посмотрел прямо на него – глядя в глаза.
– Останешься тут. – Добавил сосед после короткого взгляда, который бросил Косте за спину.
Косте смотреть не нужно было – длинные косые тени ложились частоколом за его спиной и ползли дальше – в сад. Прежде, чем Семнадцатый кивнул на прощание, Коста оттолкнулся от земли, зацепился ногой на перекладину и взлетел вверх на узорчатую калитку, подтянувшись и – спрыгнул с другой стороны.
– Эй… я же сказал… – начал Семнадцатый, шагнув вперед – и тут же получил калиткой в грудь наотмашь – Коста щелкнул задвижкой, рывком распахивая ее настежь. Сплюнул Семнадцатому под ноги и перешагнул границы сада, возвращаясь в освещенный ярким солнцем двор.
Три, пять, четверо, двое, двое – пять групп учеников в белом, которые держались на расстоянии друг от друга, но все были против него – он тут, они – там. И Семнадцатый за спиной.
– Поговорим? – лениво протянул ученик с щегольски завязанным поясом – Коста оценил изящество тройного узла и небрежность, с которым на нем сидел халат. Узкие породистые черты лица, длинные гибкие пальцы, белая форма прекрасно оттеняла волосы, цвета ястребиных крыльев, и темные обманчиво мягкие глаза.
То, как держался этот ученик – спокойно, расслабленно и горделиво, осознавая свою власть, и то, как стояли остальные – на значительном от него расстоянии, кроме двоих, было достаточно, чтобы понять, что это – лидер.
Формальный, – уточнил про себя Коста, прикрыв глаза ресницами. Потому что, если бы он рисовал, если бы это была картина –
– Да, нам уже стоит познакомиться, – добавил второй ученик, стоящий рядом с тем, кто начал разговор, выплюнув изо рта травинку. Коренастый, крепкий, с простым лицом и сильными короткими пальцами – Коста и это оценил за миг, как и то, как слаженно и молчаливо ученики шагнули вперед, зажимая его в кольцо. Сзади – ограда сада, открытая калитка и – Семнадцатый, спереди – те, с кем ему предстоит учиться много зим.
– Будут бить! Будут бить! Будут бить! – громко заверещал кто-то сверху на весь классный двор. Пятый – неизвестно как забравшийся на первый скат крыши, ковырял пальцами черепицу, скидывая кусочки вниз – метя в спины, и болтал ногами.