Печать мастера. Том 1

Он не мог пошевелиться, не мог заговорить, и уже не понимал, где явь, а где сон – мастер жив или мертв… вот меч описывает дугу, вот брызги крови летят на стены, вот голова мастера на пике… свистят наемники и смеются… это сон или явь?

Он потерялся в бреду и очнулся только когда его позвали, осторожно протирая лицо ледяной тканью… наверное он опять заболел… Очнись, малец… очнись… контроль…

“Мастер”.

Коста открыл рот, чтобы сказать – “все хорошо, мастер, я очнулся”, но вместо этого захлебнулся – в рот капала вода. Он разлепил мокрые ресницы – темно, тучи, редкие звезды…

С черного неба стеной падал дождь.

“Мастер”. Он – вспомнил. Шевельнуться он так и не смог – холодные струи текли по лицу вниз, смешиваясь со слезами.

Мастер.

Мастер.

Мастер.

Рассвет он встретил промокшим насквозь и продрогшим до костей – зубы уже не стучали, просто – не разжимались. Стазис – спал, и он смог, не взвыть от боли и перевернуться на спину.

Он замерз снаружи, но ещё больше замерз – внутри. Как будто эта ночь забрала с собой всё, что было. Сердце стучало ровно, но не грело. Как кусок льда.

Вымерзло все, что делало его – живым.

Его тепло – кончилось. На побережье пришел сезон дождей.

Глава 19. Цена свободы. Часть 2

Дождь лил весь день.

Как он оказался под мостом на окраине города, Коста не помнил – не помнил, как спустился на рассвете с крыши, как брел куда глаза глядят. Он просто – шел, шел, шел, спотыкаясь, и нашел место, где вода не капает сверху непрерывным потоком.

Улица привела его в проулок, проулок – на окраину, под мост, куда он забился, прячась от дождя, свернулся калачиком на камнях и затих, забывшись рваным тревожно-горячечным сном.

Контроль.

Слово звучало в голове ударами храмового колокола.

Контроль, щенок, контроль!

Он – пытался. Видит, Великий – пытался. Пытался не думать, запрещая себе снова и снова прокручивать картины вчерашнего перед глазами. Пытался и… проигрывал. Проигрывал с разгромным счетом.

Пелена перед глазами не просто вспыхивала рваными вспышками, все перед глазами стало алым – водоворот ревущей воды, которая неслась по дождевым каналам к морю; камни над головой; здания вдалеке, руки – все светилось красным.

Контроль! Контроль! Контроль!

Коста высовывался наружу из под укрытия и подставлял голову под дождь, чтоб хоть немного прийти в себя.

И – проигрывал, проигрывал сам себе, сползая в бездну ярости, отчаяния, и – ненависти. Как будто он висел на краю обрыва, держась лишь кончиками пальцев, руки соскальзывали со скалы, и под ним – далеко внизу – штормящее Северное море, бурунами набегающее на берег…и он сорвется… сорвется, если даст волю ярости.

Нельзя. Нельзя. Нельзя. Контроль.

Он расцарапал грудь до крови, чтобы избавиться от внутреннего жара, который душил внутри, клокотал в горле, и стучал алым наббатом в висках.

Мастер говорил – ждать. Мастер говорил – терпеть. Терпеть сжав зубы, и когда ему исполнится шестнадцать зим, “дурная кровь отступит”. Нельзя давать волю гневу, нельзя давать волю ярости, нельзя, чтобы мир вокруг становился красным. Мастер говорил – или ты победишь “дурную кровь” или “дурная кровь” победит тебя.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.