Печать льда

Когда на следующий день Фейр ворвался в дом, Рин уже лежал в беспамятстве на привычном топчане, а Хаклик знал лишь о том, что опекун все-таки найден, и не смог сдержать довольной ухмылки, за что и поплатился, получив удар хлыстом по спине. На следующее утро Рин пришел в себя и отправился к спасителю Камрету, которому Хаклик уже был готов простить всю прошлую неприязнь. Фейр же, по слухам, безуспешно разыскивал надежно укрытого опекуна. К тому же и магистерский герб вернулся на дверь. Все понемногу начинало становиться на положенные места. Поэтому Хаклик запер дверь, за которой не смог бы поживиться даже нищий воришка, и отправился в пекарню к старому знакомцу Пурсу, где и встретил красавицу Джейсу.

Девчонка всегда вызывала у старика улыбку. Да и трудно было не улыбнуться самому, глядя на вечно улыбающееся существо, которое не могли расстроить ни нищета, ни жизнь впроголодь, ни пренебрежение Рина Олфейна.

В парня, Хаклик знал наверняка, Джейса была влюблена с детства. Еще малышкой она постоянно крутилась под ногами у Хаклика, а уж за мелкую монету или медовый леденец, а чаще всего бесплатно, готова была помогать ему с утра до вечера – мести пол, смахивать паутину, мыть стекла в окнах, чистить котлы и сковородки. Так что когда девчонка, уплетающая за обе румяные щечки столь же румяную булочку, предложила Хаклику помочь прибраться на кухне, старик с радостью согласился.

Всю дорогу красавица щебетала разные глупости. Показала клеймо на руке, пообещала, что Рин Олфейн обязательно в нее влюбится и она родит ему ребенка, который-то уж точно станет магистром. Сообщила, что сам настоятель Храма Хельд обещал помочь дому Олфейнов выпутаться из бед. Хаклик только качал головой и любовался очаровательной спутницей, не особенно прислушиваясь к тому, что она говорит.

Уже в доме он выложил свежий хлеб на полку и с поклоном принял поднесенный Джейсой кубок, как она сказала, с напитком любви и молодости. В кубке оказалась вода с едва различимым привкусом. Будь это вино, Хаклик и вовсе его не заметил бы, а тут поморщился, но Джейса радостно закричала «пей до дна!», и старик выпил. Неожиданно дыхание его перехватило, и с минуту он стоял, закрыв глаза и прислушиваясь к заторопившемуся куда-то сердцу, а потом открыл глаза и увидел Джейсу.

Она стояла напротив и смотрела на него с интересом. И Хаклику вдруг показалось, что ее волосы светятся. И ее глаза светятся. И ее щеки светятся. И нос. И губы… Светятся и зовут! Он почувствовал волшебный запах юности и совершенства и подумал, что так и не прикоснулся за всю долгую жизнь к собственному счастью. Так и не дотянулся до собственного цветка, все откладывал и откладывал, пока не отложил до предела жизни. И вот этот цветок, это его потерянное счастье стоит в двух шагах и кружит, и кружит, и кружит ему голову. Как же он мог жить без этих глаз, без которых невозможно прожить ни секунды? Как он мог оставить без прикосновений чудный стан и высокую грудь? Как он мог быть слепым и бесчувственным столько долгих лет?

На мгновение старик Хаклик перестал быть стариком. Его сердце забилось так сильно, как не билось с тех самых пор, когда крепкий молодой скам пробрался на дне торговой телеги к торжищу Айсы, потому что решил, что не станет рабом, даже несмотря на разорение его собственного отца. Его плечи расправились так же, как они были расправлены, когда Хаклик стоял с пикой в руке на стене Айсы во время последней войны с тарсами. Его плоть ожила, словно он вновь стал юным подростком, который подползал к тростниковой купальне, чтобы, рискуя нарваться на жестокую порку, разглядеть округлые тела жены местного скамского вельможи и его дочерей. И Хаклик протянул руки к удивительной и внезапно найденной им Джейсе, дочери звонаря Шарба, и попытался объяснить ей хоть что-то из нахлынувших на него чувств.

Но она отскочила назад. Отскочила с гримасою отвращения и ненависти. И сердце Хаклика разорвалось.

Глава 10 ХАКЛИК И ПУРС

Дверь в дом Олфейнов была распахнута настежь, и Рин замер, предчувствуя беду. Орлик, который следовал за своим подопечным, с тоской поглядывая на минуемые трактиры и встречающихся дородных горожанок, присвистнул:

– Так ты продолжаешь утверждать, что добрый Хаклик не оставит нас голодными?

– Подожди, – прошептал Рин, глядя, как тронутая порывом ветра дверь пошла к косяку.

Герб дома Олфейнов был на месте.

– Вот и подожди, – согласился Орлик, – а я взгляну, что с той стороны.

Великан, мгновенно превратившись из увальня в гибкого воина, поднялся по ступеням и скрылся в дверном проеме. Не прошло и минуты, как он высунулся наружу и махнул Рину рукой.

Хаклика больше не было. Набежавший сквозняк уже развеял по коридору полосу пепла, но у входа в кухню лежали башмаки с бронзовыми застежками, а радом с ними кочережка дверного ключа, пряжка ремня, костяные пуговицы и несколько медяков.

– Не спеши. – Орлик выставил за спину растопыренную ладонь и поднял расколовшийся на две части исцарапанный кубок.

– Хаклик… – только и прошептал Рин.