Пчелы

– Лучше иди ко мне, – пропел кто-то тонким голосом, и Флора, подняв взгляд, увидела большого черного паука Гефеста, сидевшего на белесой паутине. – Какая милая прислужница. Иди же, дай мне тебя обнять.

– Я встречалась с вашим братом, – ответила Флора. – Нет уж, спасибо.

Ее крылья заработали сильнее, подгоняемые адреналином из-за паука, отчего только усилился аромат зеленых цветов. Возможно, это был какой-то сорняк. Но в суровых условиях сестры пили бы и молочай, если бы только нашли, и будет просто замечательно вернуться с полным зобом свежего нектара, какого бы он ни был происхождения.

Мясистые бутоны раскрылись шире, подзадоривая ее. Как знать, когда еще погода будет настолько тихой, чтобы можно было вылететь снова? Возможно, она выпьет нероли сама, а в улей принесет много этого нового нектара. Флора приоткрыла свои антенны чуть больше на случай посланий от Лилии-500, но ничего не услышала.

Неожиданно зеленые цветы обдали Флору волной своего запаха, затопив ее мозг и вернув к себе ее внимание.

Красные рты раскрылись шире, и на каждой внутренней губе она увидела по три длинных белых нити, похожих на пестики или пыльники, но без пыльцы. Нектар виднелся только на клейком и скользком сочленении лепестков – плотный, но обильный.

Сам по себе приторный запах цветка не привлекал Флору. Однако это растение так бесстыдно и вульгарно просило прикосновения, набухая нектаром все больше, что Флора даже подумала: здесь достаточно пищи, чтобы накормить весь Клуб.

Но пока она решала, с какого бутона начать, по всей оранжерее стали носиться мухи, теряя голову от этого же запаха. Флоре приходилось облетать их, безумно жужжащих вокруг зеленых цветков. Мясные мухи выкрикивали грубые комплименты, присаживаясь на белую бахрому, топча ее своими грязными лапами. Дразня растение, они пикировали и кружились, пока воздух не пропитался тяжелым цветочным запахом и гнилостным зловонием мух. Некоторые из них врезались в яркое стекло и, оглушенные, валились на пол, продолжая жужжать. Флору раздражало их беспорядочное мельтешение, и она, помня о Гефесте в углу, поднялась выше. Из липких занавесей паутины возник паук.

– Пчела, у которой есть тайны, – прошептал он. – Я их чую даже отсюда.

Флора отлетела в сторону, невольно распространив запах тревоги, отчего паук засмеялся.

– У нас сегодня будет развлечение, я думаю. Но сначала посмотри на дураков.

Мухи поддразнивали зеленые цветы, подлетая к ним совсем близко и проносясь мимо, так что лепестки только раскрывали свои красные рты. Самый крупный из всех этих странных бутонов не забыл Флору и продолжал источать аромат в ее направлении.

– Они всегда хотят вас! – прокричала мясная муха Флоре, пролетая мимо, вне себя от одуряющего запаха. – Но мы не хуже! Как мы летаем, вам и не снилось! Смотри!

И бирюзовое мушиное тело с металлическим отблеском стало выписывать в воздухе невероятные узоры. У Флоры закружилась голова от такого кружения, а гнилостный запах мухи вызывал у нее тошноту, но другие мухи стали бурно радоваться удали своей товарки.

Молодая муха промелькнула между Флорой и вожделеющим зеленым цветком. Она пробежалась по белой бахроме своими грязными лапами, и Флоре показалось, что лепесток подвинулся к мухе, стараясь коснуться ее.

– Ты должен умолять меня! – прокричала муха цветку, выписывая в воздухе петли.

Тем временем Гефест, возбужденный этим мельтешением, сучил всеми своими конечностями на краю паутины.

– Ах, ах, присядь ко мне, давай поговорим! Иди ко мне!

– Мы не хуже вас, – выкрикнула муха, летая вокруг Флоры, словно стараясь перегнать саму себя, – хотя вы нас презираете и зовете Мириадами. И все равно мы тоже, как вы, едим цветы!

– Пчела, медоносная пчела, – обратился Гефест к Флоре, – подгони эту любительницу дерьма ко мне; пусть она поговорит со мной…

– Нектар! – воскликнула мясная муха. – Теперь только нектар!

И она уселась на матовый толстый лист рядом с зелеными цветами. Со своими грязными лапами и лицом, перепачканным отходами, она являла собой карикатурное зрелище. Почувствовав на себе муху, растение напряглось и стало качать по стеблям свой сок. Флору замутило от мускусного запаха, и она присела на полку.

– Ты делаешь мед, поэтому считаешь себя лучше, – сказала муха Флоре, карабкаясь выше к зелено-красному цветку, медленно раскрывавшемуся ей навстречу. – Но цветы любят нас не меньше, и я сосала так хорошо, что узнала его настоящее имя: Эуфорбия, Молочай. Ты мне веришь? Это правда, что бы ты ни думала.

Такая жажда заслужить чужое уважение рассердила Флору. Она поняла, почему Премудрые презирали ее породу: потому что они стыдились себя.

– Хватит лебезить передо мной, – сказала она. – Если ты муха, то ты муха! Кое-кто из моего народа тоже любит молочай, и я сама – нижайшая из всех пород, я чищу…

– Ха! – воскликнул паук. – А чего ты ожидала, со своей грязной чужеземной кровью?

Флора выпустила в паука заряд из боевой железы.

– Я из королевского помета и родилась в своем улье!