Пониже Йёрсума на трухлявых остатках какого-то помоста под дырявым дощатым навесом сидела девчонка, а рядом с ней маленький черный щенок. Юнни подошел к ним. Девчонка погладила щенка, широко расставленные глаза снисходительно посмотрели на Юнни, который неотрывно глядел на щенка.
— Как его кличут? — спросил я.
— Эдип, — ответила девчонка.
— И сколько ему?
— Взрослый уже.
— Можно он его погладит?
— Нет.
— Почему?
— Гладить Эдипа можно только мне. — Она потрепала щенка по голове.
Я поставил чемодан на землю. Девчонка жила где-то возле Рёси. Подростком мне довелось однажды побывать в Рёси. По объявлению в «Курьере» отёц собирался приобрести там большую печку. Помню, мы заехали в Хёугер, кое-что купили в кафе, а потом двинули в Рёси. Когда я увидел эту усадьбу, у меня почему-то возникло ощущение, что на много миль окрест вообще нет людей, хотя до Хёугера было рукой подать. Мы зарулили во двор и вылезли из машины — отец, Хуго и я. Постояли в ожидании. Никого. Поодаль во дворе виднелось гумно. Отец посигналил. И вдруг из-за угла гумна высунулся лысый старикан в черном и уставился на нас, не говоря ни слова. Через минуту-другую в жилом доме открылась дверь. На крыльцо вышла бабенка лет тридцати, стриженная под горшок, в мужской одежде и в черных сапогах. Когда она здоровалась с отцом, я заметил у нее на руке мужские часы с металлическим браслетом. Голос этой бабенки показался мне странным, звучал все время на одной ноте. А старикан по-прежнему таращился из-за угла. Отец спросил, нельзя ли посмотреть на печь, и бабенка повела его к свайному сараю. Он заглянул внутрь. Мы прошлепали через грязный двор, зашли в сарай и начали по частям перетаскивать печь к машине. На втором заходе я заметил в углу сарая пыльный деревянный ящик с синими камнями. Таких камней я никогда не видал. Синие, как синий школьный мел, округлые. Я присел возле них на корточки, протянул руку и хотел было взять один, как вдруг чей-то голос за спиной произнес: «Не трожь». В дверях стоял мужчина. Тоже стриженный под горшок. Лицо худое, глаза впалые, воспаленные. Желтым от табака пальцем он показал на ящик и проскрипел: «Нельзя их трогать». Подошел ко мне, наклонился над ящиком, провел по камню кончиком пальца. Палец посинел. Он поднес его к губам, проскрипел: «Страшный яд!» — вышел за дверь и уковылял прочь.
— А почему вы пешком идете? — спросила девчонка.
— Пришлось из-за паводка покинуть усадьбу. В Хёугер идем, — сказал я.
— Там один человек утонул.
— Чего она говорит? — Мамаша подошла ближе.
— Женщина. Река ее забрала. — Девчонка прижала к себе щенка.
Я спрыгнул с помоста, подобрал узлы и чемодан и быстро зашагал дальше, таща за собой Юнни. Грязь летела во все стороны. Юнни хныкал. Я думал о Сив. Слышал, как мамаша что-то крикнула в дождь, и свернул за поворот. Вряд ли это Сив. Она откуда хошь выберется. Однажды попала в аварию, «фиат» раздолбала, а сама отделалась парочкой царапин. За поворотом я увидел дома. Юнни высвободился из моей хватки и, опершись ладонями на ляжки, пытался перевести дух. Я рванул к домам, а перед глазами у меня стояло ее лицо, каким я видел его, когда она закрывала за мной дверь. Я ей не позвонил. Между тем я добрался до деревянной церквушки с запущенным кладбищем. У ворот стояли две бабенки лет тридцати, разговаривали о чем-то.
— Очень милая была женщина… — донеслось до меня.
Я бегом припустил за угол. На площади перед кафе стояли два пикапа и несколько легковушек, а на газоне возле парковки толпилось десятка два-три людей. Оранжевый автомобильчик с оранжевой мигалкой на крыше остановился прямо на газоне. Из этого автомобиля вылез мужчина с одеялом в руках. Народ расступился. Мост уцелел, но щит с надписью «Осторожно, дети!» на том берегу исчез. Подъездная дорога и деревья по обе ее стороны тоже сгинули. Йёра вышла из берегов, проложила себе новое русло и смыла десяток метров дороги. Мутно-серая вода в реке вскипала белой пеной. У опушки леса и на лужайке пониже ее громоздились кучи выброшенных течением камней. Я поставил чемодан и узлы на землю. Через дорогу шла какая-то женщина с фотоаппаратом. Я спросил, что случилось. Она ответила, что одна из местных жительниц утонула, когда Йёра меняла русло.
Из-за угла выскочила запыхавшаяся мамаша.
— Кто утонул? — спросила она.
— Не знаю, — сказал я.
— Возьми Юнни! — Она побежала дальше.
Я взял Юнни за руку.
— Утонула Эстер Хёуг, — произнес женский голос.
Я обернулся. Это была хозяйка кафе.