Павлов

Все это можно объяснить, только допустив существование нервов, определяющих размер и качество питания для каждой ткани сообразно с интересами организма в целом. В одном случае раздражение такого нерва теплым компрессом приводит к подъему его жизнедеятельности и к устранению болезни, а в другом – охлаждение вызывает болезненный ответ в различных частях организма. Только тем, что нервная система замкнута и ей свойственно тонко регулировать питание тканей, можно объяснить, как удается организму сохранить в норме сердце и мозг при длительном голодании, почему страдания желудочно-кишечного тракта откликаются изменением слизистой оболочки языка…

Все эти факты, собранные Павловым в течение десятилетий, позволили ему в 1920 году выступить с докладом и настаивать на том, что старое учение о трофической нервной системе имело известное основание, напрасно физиологи отказались от него. Наряду с нервными волокнами, вызывающими деятельность того или иного органа, и сосудодвигательными, регулирующими приток питательных материалов, следует допустить существование волокон, которые тончайшим образом управляют процессом питания в тканях и регулируют взаимоотношения между ними и окружающей средой. Каждый орган и каждая ткань находятся под воздействием таких нервов, как это было уже установлено в отношении сердца. Ученый настаивает на том, что вопрос этот должен быть подвергнут исследованию, лечь в основу наших современных представлений о роли нервной системы в организме.

Как же отметили современники научные успехи Павлова?

Первые отклики ученых были не слишком благоприятны. Так, в журнале «Русский врач», между прочим, писали: «Теория пищеварения, созданная Павловым, должна быть признана неверной, некоторые из фактов, на которые он опирается, не имеют научного значения, другие – противоречат ему…»

Кто автор этой статьи?

Эти строки написал ученик Павлова, человек, о котором ученый в речи на заседании Общества русских врачей отозвался как об одном из своих ближайших сотрудников в работах по изучению пищеварения.

Не было в этом ни вероломства, ни клеветы. Мы угадываем здесь другое: столкновение требовательного профессора с уязвленным сотрудником. Обличая, однако, своего учителя, доктор Попельский, автор статьи, прежде всего обличал себя…

Знаменитый Лесгафт в свое время писал о книге Павлова:

«У Павлова все, как оказывается, объясняется специфичностью или целесообразной деятельностью органов. Навряд ли можно допустить, что такие объяснения имеют какое-либо научное значение. Несомненно можно сказать, что это есть период научной несостоятельности, если какие-либо процессы объясняются «специфичностью»…»

Как отнесся к этому Павлов?

Иван Петрович в таких случаях бывал суровым и даже резким.

– Какие это судьи? – разносился по лаборатории его негодующий голос. – Я отрицаю их! Вместо конкретного слова, честной критики – спекулятивная философия! Что мне их выдумки, я опираюсь на практику, на гранитный фундамент науки!

Руки его насмешливо изображали врагов: их рост, их манеры, лицо выражало презрение.

Несколько дней спустя он утешает себя экскурсом в историю:

– Ищи у них правды. Кох отплевывался от Пастера, Пастер – от Коха. Вирхов смеялся над Мечниковым и отрицал Пастера. Клиницисты всего мира не признавали мечниковских фагоцитов. Нашли чем удивить! Есть ли что-либо страшнее тирании медицинского образования?

Художник Нестеров, который был свидетелем одной такой отповеди, рассказывает в своих воспоминаниях:

«…Сеанс начался. Сидел Иван Петрович довольно терпеливо, если не считать тех случаев, когда ему хотелось поделиться своими мыслями. Однажды попался ему свежий английский журнал с критической статьей на его научные теории; надо было видеть, с какой горячностью Иван Петрович воспринимал прочитанное; по мере своего возмущения он хлопал книгой об стол, начинал доказывать всю нелепость написанного, забывая, что я очень далек от того, что так вдохновляло его. В такие минуты, положив палитру, я смиренно ожидал конца гнева славного ученого. Буря стихала. Сеанс продолжался до следующей вспышки».

Несправедливая, пристрастная критика разделялась немногими учеными. Вначале менее известные, а затем и крупные стали примыкать к учению Павлова. Медики поспешили изменить свои взгляды на болезни и методы лечения желудочно-кишечных заболеваний. Павлова почтила признанием Академия наук, и вскоре его избрали академиком. Имя русского ученого стало широко известно за границей.

Павлову присвоили Нобелевскую премию. Во врученном ему дипломе значилось, что Каролинский медико-хирургический институт, который имеет право присуждать Нобелевскую премию за важнейшие открытия, постановил присудить премию 1904 года Ивану Петровичу Павлову «в знак признания его работ по физиологии пищеварения, каковыми работами он в существенных частях пересоздал и расширил сведения в этой области».

Такой награды до Павлова не присуждали еще ни одному физиологу.

Вторжение в психологию