– Да не про нации я! – Павлик только что не взвился в кресле от степени возмущении, стремящейся уже к крайней критической отметке на его внутреннем эмоциональном барометре. – При чем тут национальности-то?! Я ж вам уже полчаса твержу, что здесь – налицо порода некая особенная, которая свои законы и порядки кругом устанавливает. Когда в рабство взять можно, когда кусок хлеба последнего отнять у сироты, когда за чужой счет гешефт свой мерзкий делать, согласно инструкции загадочной! И в жизнь, заметьте, эта инструкция сегодня неотвратимо воплотилась! Весь мир – в ногах у кровопийц банкирских! Уже и не знает никто, как из этой ситуации отрулить назад нормально!
– Так я, значит, тоже кровопийца?
Павлик изумленно выпучил глаза:
– А вы-то при чем?
– Ну как же… – Игорь Сергеевич шутливо развел руками, якобы демонстрируя некоторую растерянность. – Я же банкир, как вы сами давеча подметить изволили! Не бог весть, конечно, какой банчок, – он шутливо подмигнул. – Весь мир за горло, сами понимаете, не держу, но все-таки!
– Да ну вас!.. – молодой человек только устало отмахнулся и покачал головой. – Да и потом, сказал же я: тут от человека многое зависит, от подхода его. А профессии все эти да нации…
– А как же ткачи, Павел?! Пять тысяч которых? И пальцы их, что усекли враз англичане-то?
– Так я ж говорю: англичане тут, мягко говоря, – сбоку припека! Нормальному англичанину что нужно? Пока молодой – всосать пузырь да на стадион, на матч футбольный… Потом, после матча, голову кому-нибудь этим пузырем проломить – вот и вся радость! Когда постарше станет, а силы уже не те, – Павлик заулыбался, – в пабе посидеть с элем ихним. Пузырем-то уже в охотку не помашешь в силу возраста – рискованно! Скорее, тебе башку расшибут молодые да ранние. А так, молодость вспомнить, головы чужие проломленные – самое время… Только, Игорь Сергеевич, такому вот персу, будем уж, как про игру говорить, ну ни в жисть не придумать хода с ткачами и с пальцами их. Башку прошибить кому одному да по запалу – запросто, а чтобы вот так, хладнокровно, да еще с прицелом на будущее – кишка тонка. Здесь же совсем другой ход мыслей налицо: размах, хладнокровие нечеловеческое… Мы вот про пальцы говорим, а это, между прочим, один частный случай только. Вы про негров вспомните! Они же их целыми кораблями на плантации возили, под завязку трюмы набивали… Кто помер, а мерли в таких условиях через одного, – за борт, к акулам. А на плантациях тех с ними хуже, чем со зверями, обращались: чуть что – мотыгой по башке и в канаву. Кто считал, сколько негров за все то время «в расход» пустили? Ладно, колонии эти. Это же когда было все? – от следующей мысли Павлик, видимо, разволновался окончательно. – Так у них же еще лет сорок назад все негры вторым сортом считались! То в автобус их не пускали, то еще как зажать норовили! И то бы ладно, – Павлик почесал за ухом, – как говорится, их дела, негров этих да рептилоидов, но они же сейчас что? Нас учат! Де-мо-кра-ти-и! Вы вот мне скажите, Игорь Сергеевич, – Павлик осушил остатки холодного чая, – вначале – ткачи, потом – негры, а теперь нам про порядок и торжество демократии затирают! Ну не пидоры разве?
Игорь Сергеевич хохотал.
– Вы вот смеетесь, – молодой человек был серьезен, – а по-моему, плакать впору. Всему причем прогрессивному человечеству плакать начинать пора. Никто ни слухом, ни духом, а оно – вона что: мало того, что порядки свои установили везде, мир весь опутали, базу идеологическую подвели, так еще и на нас наезжают, на последний оплот, так сказать, нормальных ценностей, от природы которые. И вы мне еще говорите!.. Не, точно – пидоры! Их почерк, – Павлик пригорюнился.
Отсмеявшись, Игорь Сергеевич достал из кармана белоснежный платок и аккуратно промокнул глаза.
– Да, признаюсь: добили вы меня. Давно я так не веселился. Началось, значит, с рабства, продолжилось свободой, а в конце – Кришна, Иегова и рептилоиды?
Павлик с сожалением глядел на пустой бокал.